- Останется один-единственный, - подсказал Молит. - Тот, который ты пока отдал Сэмми.
Кесслер удрученно кивнул.
- С одним пистолетом и без компаса наши и без того ничтожные шансы добраться до станции практически сведутся к нулю.
- Есть компас, - сообщил Малыш Ку, показывая прибор, о котором шла речь. - Она падать возле яма. Моя поднимать.
Вид компаса несколько успокоил Кесслера, и он наконец принял решение.
- Риск - благородное дело. Спустим его в яму с горящим факелом, но лишь до той глубины, с которой удастся разглядеть, что делается на дне. А потом прикинем, можно ли тут что-нибудь предпринять.
Обливаясь потом, трое начали поспешно рубить и затем вытягивать из окружающей их чащи тонкие, но крепкие стебли лиан.
Опоясанный петлей из стебля лианы, с пистолетом в правой руке и тугим пучком длинных горящих прутьев в левой, Малыш Ку перешагнул через край ямы. Какие бы чувства он при этом ни испытывал, на его лице ничего нельзя было прочесть. И вообще, глядя на него, можно было поручиться, что это ежедневное его занятие.
Веревка из плетей лианы медленно поползла через край ямы вниз, потрескивая и начиная угрожающе расслаиваться в местах, где были узлы. Дрожащий свет факела растворился во мраке. Фини осторожно бродил вокруг ямы, а когда его чуткие уши улавливали шум, который производило двигающееся внизу неведомое существо, он рычал и злобно скалил зубы.
Посоветовавшись, они приостановили спуск и крикнули вниз:
- Уже что-нибудь видно?
- Очень-очень темно, - приглушенным эхом прозвучал из ямы ровный, без всякого выражения голос Малыша Ку. - Должна спускаться еще.
Они осторожно обмотали еще кусок самодельной веревки, и с каждым ее ярдом, который, потрескивая и натягиваясь, скользил через край ямы, их все сильней охватывало недоброе предчувствие.
- Быстро-быстро! - поторопил их голос из ямы. - Огонь почти погаснуть. Уже рядом пальцы.
Еще шесть-семь ярдов веревки скрылось в яме. Мучительно стегнув по нервам, из глубины ямы вдруг грянула очередь выстрелов, следовавших один за другим с невероятной быстротой. Всего их было шестнадцать - столько, сколько зарядов в магазине. Молит и Кесслер изо всех сил рванули на себя веревку, Михаличи схватились за ее конец и принялись тянуть вместе с ними. От усилий, которые они прилагали, чтобы как можно быстрее вытащить Малыша Ку на поверхность, с лица Кесслера ручьями стекал пот, могучие мускулы Молита вздулись буграми. Натянутые до предела куски лианы расслаивались от трения о край ямы. Волокнистые пряди с треском лопались, отделяясь от основного стебля. А люди все тянули эту импровизированную веревку и, затаив дыхание, молились, чтобы она выдержала, чтобы не оборвалась в последний момент.
Внезапно, как чертик из шкатулки, из ямы выскочил Малыш Ку. Он сбросил опоясывавшую его петлю, быстро вытащил из автомата пустой магазин и вставил на его место другой, с зарядами. Излишне говорить, что держался он с непостижимым спокойствием, ибо он держался так почти всегда.
- Что с Эликсом? - выдохнул Кесслер.
- Нет голова, - безо всяких эмоций ответил Малыш Ку. - Откусила животный, которая сидеть внизу.
Кесслер, которому стало дурно, спросил?
- А ты разглядел, что там на дне?
Малыш Ку кивнул.
- Большой животный. Вся красная. Толстый панцирь. Много много ног, как паук. Два глаза - вот такие! - разведя руками, он показал, что они были дюймов восемнадцать в диаметре. - Плохой глаза. Смотреть на меня как на еще одна кусок мяса. - Он с благодарностью взглянул на свой автомат. Моя их вышибать.
- Ты убил его?
- Нет, только вышибать глаза. - Он указал на яму. - Сейчас она двигаться туда сюда. Вы слушать!
Они прислушались, и их уши уловили постукивание, глухие удары и какие-то царапающие звуки, словно нечто громоздкое и неуклюжее пытается выкарабкаться из ямы и каждый раз обратно падает на дно.
- Какой страшный конец! - воскликнул глубоко потрясенный Кесслер. Какой страшный конец! - В бешенстве он ударом ноги зашвырнул в яму кусок гнилого высохшего дерева. И тут его осенило. - А мы ведь можем отомстить за Эликса; хоть это в нашей власти.
- Уже отомстила, - негромко произнес Малыш Ку. - Вышибать глаза.
- Этого мало. Слепое или зрячее, чудовище живо, сидит в яме и может сожрать Эликса. Мы должны его убить.
- Каким же образом?
- Накидаем в яму побольше сухой травы, потом бросим вязанку хвороста и факел. И поджарим его заживо.
- Есть способ получше. - Молит указал на большой валун, пораскрытый густой растительностью. - Если б нам удалось сдвинуть его и перевалить через край ямы, мы бы эту тварь расплющили.
С бешеной энергией они стали рубить преграждавшие им путь растения, зашли за камень и дружно навалились на него. Камень дрогнул, приподнялся и перевернулся вверх основанием. На обнажившейся земле извивались толстые ярко-желтые личинки. Еще одно усилие, и камень, покатившись, оказался в футе от ямы. Люди прислушались, желая убедиться, что намеченная жертва все еще там. Из глубины по-прежнему доносились скребущие звуки и возня. Камень перевалился через край ямы, увлекая с собой комья сухой земли. Казалось, он летел вниз невероятно долго, но в конце концов они услышали звук его падения, сопровождавшийся трояким хрустом и всплеском, точно камень раздавил нечто мягкое и водянистое, заключенное в твердую оболочку. Потом наступила тишина.
Кесслер торжественно отряхнул руки, как бы говоря: "Вот так!". Он взглянул не компас и скрылся за поворотом тропинки, чтобы позвать остальных.
Теперь их отряд возглавил Кесслер, рядом с которым бежал Фини. За ними следовал Малыш Ку, потом шли Михаличи и Сэмми Файнстоун. В арьергарде шествовал вооруженный мачете Билл Молит.
К вечеру десятого дня упала миссис Михалич. Упала, как подкошенная, не издав ни звука, ни подав никакого знака, только что она ковыляла своей тяжелой неуклюжей походкой, а в следующий миг лежала на тропинке, точно выброшенный кем-то узел тряпья.
Отчаянный крик Григора "Мамушка!" остановил движущуюся цепочку людей.
Они окружили ее, подняли, отнесли на небольшую поляну и стали поспешно рыться в походной аптечке. Глаза ее были закрыты, а широкое лицо крестьянки приобрело багровый оттенок. По внешним признакам невозможно было определить, дышит она или нет.
Кесслер взял ее за запястье, но не смог нащупать пульс. Помрачнев, они обменялись беспомощными взглядами: врача среди них не было.
Кто-то положил ей на лоб мокрую тряпицу. Еще кто-то поднес к ее носу бутылочку с ароматическими солями. Третий похлопал ее по щекам и принялся растирать ее короткопалые, загрубевшие от черной работы руки. Отчаянными усилиями они пытались вернуть ее в этот полный трудностей суматошный мир, который она так внезапно покинула, но все их стираная были тщетны.
Наконец Кесслер снял фуражку и произнес, обращаясь к белому как мел, потерявшему дар речи Григору:
- Сочувствую вам! Глубоко сочувствую!
- Мамушка! - душераздирающим тоном вымолвил Григор. - О, моя бедная замученная... - Дальше он пробормотал что-то на непонятном для остальных и изобиловавшем гортанными звуками языке, упал на колени, обнял жену за плечи и изо всех сил прижал к себе. Рядом на земле лежали ее растоптанные очки, до которых теперь никому не было дела, а Григор все сжимал ее в объятиях, словно никогда не собирался выпустить ее из рук. Никогда.
- Моя маленькая Герда! О, моя...
Пока Григор, сломленный горем, навсегда прощался с половиной своей жизни, своей души, с половиной самого своего существа, остальные отошли на несколько шагов и, держа наготове оружие, повернулись лицом к джунглям. Потом они бережно отвели Григора в сторону, а ее похоронили под тенистым деревом и поставили на могиле крест.
Часа через два, пройдя еще семь миль, они расположились на ночлег. За все это время Григор не проронил ни слова. Он шагал по тропе, как автомат, ничего не слыша, ничего не видя, безразличный к тому, куда он идет и дойдет ли когда-нибудь до цели.
При ярком свете костра Сэмми Файнстоун наклонился к нему и сказал:
- Не надо так убиваться. Ей бы это не понравилось.
Григор ничего не ответил. Он пристально глядел на пламя, но перед глазами его была тьма.