Бешеный Пес ухмыльнулся приятным воспоминаниям. Славно он проучил того засранца — будет знать, к кому цепляться. Если выживет. На всякий случай Бешеный Пес перебрался после этого в Портленд, а там повстречал Шейлу.
Он оглядел комнату. Она находилась на втором этаже, окна выходили на лестницу, дальше шумела улица. Обстановка была классическая для берлоги наркомана: месиво из газет, носков, одежды, постельного белья. Белье он сорвал с кровати, когда выронил сигарету и поджег матрас. Он смотрел по телевизору, как «трейл-блейзеры» надирают задницу «лейкерсам», когда почуял дым. Воды из аквариума оказалось недостаточно, чтобы потушить огонь, — пришлось разодрать матрас и выковырять тлеющую вату. Он заткнул дыру полотенцем, но в комнате по-прежнему воняло. Что скажет Шейла, когда вернется?
Велика важность, подумал Бешеный Пес. Да пошла она на хер, жирная сука. Куда, кстати, она запропастилась? Должна, кажется, припереться вечером домой со своей пышкой-доченькой.
Бешеный Пес провел рукой под мышкой — мокрой, скользкой, зловонной. Наркотик выходил наружу через поры с мерзкой вонью. Ему требовалось принять душ. Черт, ему много чего требовалось, но первым делом — новый впрыск кокаина.
Спустя полчаса, еще через две дозы, он выключил свет и застыл, глядя на уголок шторы и дальше, в дождливую ночь. Сначала от одной-единственной дозы кокаина он целых полчаса, а то и дольше парил на седьмом небе, дальше происходило медленное, легкое приземление. Теперь цикл убыстрился. Радость гасла в то мгновение, когда игла покидала вену. Через считанные минуты возобновлялся голод, нарастал страх, паранойя, ненависть к самому себе. Средство против всего этого было одно — новая доза.
Он пялился на улицу из окна старого каркасного дома, торчавшего на склоне холма, у железнодорожного моста. Из-за склона и подпорной стенки от его взгляда был скрыт тротуар на этой стороне улицы, виден был только верх лестницы.
Проехала машина, и снова бесконечный хмурый дождь, мгновенный проблеск дождевых капель в свете уличного фонаря. Кокаиновый голод превратился в нестерпимое страдание, выдавливающее глазные яблоки. Он держался сколько мог, растягивал паузы, и вот кокаин почти иссяк. Две унции фармацевтического кокаина за сорок часов — виданное ли дело! От героина он давно застыл бы в наркотическом оцепенении. У героина есть предел, другое дело кокаин: его всегда хочется еще и еще.
Он нашел вену, стал наблюдать, как шприц наполняется кровью. Потом, вопреки привычке впускать понемножку, то и дело прерываясь, впрыснул все разом.
Это было как удар током. Все содержимое желудка мигом выплеснулось наружу через рот. Господи, сердце! Сердце! Неужели он убил себя? Он завертелся юлой, потом забегал по комнате, опрокинул стул, врезался в стену, в комод. Что же это, черт? Ооооо!
Постепенно он остыл, страх прошел. Он закрыл глаза, наслаждаясь ощущением. Больше он такого ни за что не допустит.
По шторе скользнул луч автомобильных фар. Бешеный Пес подошел к окну. Машина развернулась и остановилась у тротуара. Подпорная стенка закрывала все, кроме бампера и фар. Кого еще черт принес на ночь глядя?
Он выключил свет и стал смотреть.
Машина уехала. Такси. Шейла и ее семилетняя дочь Мелисса — имя, подсказанное песенкой, — показались на лестнице. Шейла задрала голову, Бешеный Пес различил ее белое лицо. Он замер, уверенный, что она увидит только черный квадрат окна и решит, что он уехал, потому что у дома нет его машины. Машина дожидалась в мастерской, пока он заплатит за новый генератор, но Шейла этого не знала. Вот и хорошо, он еще успеет вогнать в себя последнюю дозу кокаина, прежде чем она заведет свою волынку. Недавний прилив нежности забылся, вместо этого он вспоминал, как она пилит его за кокаин и за все прочее.