- Что вам нужно?
- Простите за беспокойство. Я постучал в дверь – она оказалась приоткрыта. Потом дважды звал вас.
- Я ничего не слышал.
- Извините, в таком случае.
- Так чем я вам обязан?
- Можно посмотреть? Да, на стены. Бог мой, Марсденский Мясник! Интересно, как много людей все еще помнит о нем. Пять лет назад на это дело были брошены пять тысяч полицейских. Сотни репортеров сновали туда-сюда – от морга к кварталу ночных клубов. Знаете, половина присяжных в обморок попадала, когда на суде показывали снимки с мест преступлений. Причем среди них – работник скотобойни!
- Никто там в обморок не падал. Несколько человек закрыли глаза, и все. Я был там.
- Значит, вы смотрели больше на жюри, чем на снимки?
- И на снимки, и на жюри – равнозначно. А вы там были?
- Разумеется! Ни дня не пропустил.
- А я вас совсем не помню. В публичной галерке я познакомился со многими…
- А я и не был в публичной галерке. Никогда. – Он пересек комнату, внимательно вглядываясь в разворот воскресной газеты, где наиподробнейшим образом описывались похождения Найтсбриджского Потрошителя. – Какой бедный, сжатый пересказ! Теряет все краски…
Я недоуменно воззрился на гостя. Тот уже переключил внимание на что-то другое, улыбаясь каким-то своим мыслям.
- …Но как вы узнали о моей коллекции вырезок? – наконец-то созрел в моей голове самый насущный вопрос. Я ведь ни перед кем ею не хвастался, и даже Венди немного смущало это мое хобби, казалось чем-то… слегка неправильным.
- Коллекция вырезок? Нельзя ее так называть! Я скажу вам больше – эту комнату вы сделали святилищем. Храмом. Не меньше!
Я оглянулся на дверь – та была закрыта. Медленно перевел взгляд на гостя – тот во все глаза просматривал двухстраничный разворот, посвященный серии убийств топором, само собой, нераскрытых. Его взгляд прыгал по печатным строчкам, но мне казалось отчего-то, что смотрит он прямо на меня.
А потом я осознал, что уже видел его раньше. Двадцать лет назад, по телевизору. Он робко улыбался, пока его тащили прочь, и никогда не смотрел прямо в камеру – но и не отворачивался от нее. По моему лбу стекла первая капля испарины, сумасшедшая мысль билась в голове: ну разве не знал я уже тогда, разве не был уверен в том, что убийца явится и разделается со мной, и ничто ему не станет помехой? Удивительно было то, что он совсем не постарел, но постарей он – я ни за что бы его не узнал, а на узнавание и был с его стороны расчет. Узнавание положило начало моему страху.
- Может, представитесь? – спросил я.
Он взглянул на меня.
- Прошу прощения. Где мои манеры! Но дело в том, – он буднично пожал плечами, – что имен у меня много, а прозвищ – и того больше. – Широким жестом руки он обвел мой кабинет от края до края, от одной завешанной вырезками стены к другой. Я оглянулся на дверную ручку, гадая, смогу ли быстро повернуть ее вспотевшей рукой с непослушными, ставшими неуклюжими пальцами. – Друзья, впрочем, зовут меня Джек.
Без труда он поднял меня над собой и прижал макушкой к потолку – не то взмыв, не то удлинившись вдвое. Изо рта поползли четыре клыка; разверстая пасть – все, что я мог видеть перед собой, будто зависнув над живым колодцем. Когда искаженный звук его слов воспарил на тяге эха из глубин, я подумал: если я сейчас упаду, меня никто никогда не найдет.
- Сегодня вечером ты сфотографируешь меня. Поймаешь с поличным с наилучшего ракурса. Ты же этого хочешь, я прав? – Он встряхнул меня. – Прав или нет?
- Прав, – прошептал я, закрыв глаза.
- Ты все призываешь и призываешь меня! Призываешь и призываешь! – загремел он. – Разве тебя не тошнит от вида крови? От ее медного привкуса? Сегодня это кровь детей, завтра – старух… что потом? Кровь потаскух, юных нянечек и голубоглазых гомосеков? Твоя жажда неутолима – каждый раз тебе подавай что-то пожестче да поизвращеннее. И разве ты не можешь подсластить свою долгую пресную жизнь ничем иным, кроме крови? Впрочем, неважно. Будет нужна цветная пленка, много пленки. Мне нужны яркие цвета, понятно тебе?
Я кивнул. Он поведал мне, где и когда все произойдет: на соседнем углу, в четверть четвертого. Потом – отпустил: я грянулся костьми о пол, чуть не сломал запястье. Я был один-одинешенек в своем кабинете – гость исчез. Позже я несколько раз обошел дом по периметру, обыскал каждую комнату – нигде его не было. Тогда я сел, дрожа, на кровать и тяжело-тяжело задышал.