Появились еще две машины. Вскоре офицер, что отправился в погоню, объявился тут же, толкая перед собой закованного в наручники убийцу.
Лучшие из фотографий были много где опубликованы, даже показаны по телевизору («следующие кадры могут шокировать некоторых зрителей…»). У здания суда вспыхнули беспорядки, законопослушные граждане убийцу призывали линчевать сразу, вместо того, чтобы помещать его под стражу.
Но он и так умер в своей камере за неделю до начала суда. Его долго били, пытали, а под конец изнасиловали. Должно быть, он и так ожидал подобной участи, потому что на стене камеры написал своеобразное завещание:
Труп мой сожги на кручине и прах мой скорее развей,
Может быть, я упокоюсь – не здесь и не в мире людей.
Удивительно, но просьбу эту выполнили.
На моей стене у него теперь совершенно особое место. Весь процесс прозрачен, его можно отследить с начала и до конца. Как таблоиды поощряли его на новые похождения все более и более крупными, кричащими заголовками. Как серьезные журналы обсуждали его случай, сравнивая с другими нашумевшими современными убийцами. Роли в процессе были идеально распределены. Все знали, как реагировать на все. Политики возвещали – «Общественность в гневе!», но то был привычный, разлитый по бутылкам гнев, плоский и лишенный искренности.
И теперь я понимаю, почему он хотел, чтобы я был с ним в ту ночь. Должно быть, он верил, что если люди увидят в цвете и подробностях зверства, возведенные индустрией в ранг захватывающего отвлечения от мелочности и пошлости наших пустых жизней, то что-то наконец почувствуют – истинный шок, неподдельную грусть; наконец излечатся – и он будет свободен.
Но он ошибся.
Его труп был сожжен, его прах развеян – и что? Действительно ли он верил, что это может помочь ему, действительно ли надеялся положить конец бесконечному циклу своих воплощений?
Порой в бреду мне являются черные крупицы праха, гонимые ветром и снисходящие вниз на десятки тысяч безумных помазанников. Снимки кончины того ребенка произвели ужасное очарование на людей во всем мире.
Первая волна подражателей разыграла такие же убийства, копируя как по нотам.
Вторая нашла много такого, что можно было бы усилить, где сымпровизировать.
Мода на прямые трансляции и смена носителя, конечно же, оказали свое влияние на технические детали акта.
В последнее время я часто сижу у себя в кабинете и просто гляжу на стены. Время от времени я переживаю мгновения слепой паники, когда беспричинно убеждаюсь в том, что Джек вернулся, что он стоит прямо позади меня и скалит клыки. Но всякий раз, глядя себе за спину, я убеждаюсь в том, что один. Наедине с заголовками, наедине с фотографиями, наедине с собственной одержимостью.
И это куда как страшнее.