Выбрать главу

Раненый офицер оторвал глаза от бумаги… И Петр узнал его.

— Майон Нначи?

Да, это был он, майор Нначи.

— Вы?

Нначи попытался улыбнуться, и болезненная гримаса исказила его лицо.

— Вы ранены?

Нначи дотронулся до повязки, устало покачал головой:

— Ерунда!

Он опять поморщился, но тут же овладел собою.

— Вы хотите уехать из Каруны? Жаль. Западные журналисты цеплялись бы за каждую возможность здесь остаться.

— К сожалению, я должен уехать, — вздохнул Петр. Остаться в Каруне, когда начинаются такие волнующие события, — это ли не было заманчивым?

Майор помолчал немного, затем сунул руку в карман, лицо его стало серьезным:

— Но теперь-то вам придется взять мой маленький сувенир.

Он вытащил руку из кармана — и Петр увидел на его ладони золотого льва. Не дожидаясь ответа, майор решительно приколол значок к карману рубахи Петра, и тот не посмел отказаться.

— Не снимайте его до Луиса, — сказал Нначи. — Хоть на пять-десять процентов я буду уверен, что вы доедете туда живым…

Коротышка европеец, нетерпеливо дожидавшийся в своем «мерседесе», стоявшем на дороге перед самым «пежо» Жака, окончания разговора и не спускавший с них глаз, скривился.

И в этот самый момент из ворот лихо вылетел «джип». Здоровеннейший солдат в расстегнутой до пояса рубахе, обнажившей мокрую грудь, махнул им рукой.

— Езжайте за ним, — кивнул Нначи на «джип».

— Поехали! — весело гаркнул солдат и, не дожидаясь ответа, нажал на газ.

— Спасибо, — сказал майору Петр.

Тот смущенно улыбнулся и пошел назад, не отрывая глаз от бумаги.

— Поздравляю с подарком! — подмигнул Жак, когда Петр садился в машину.

— Если каждый командир повстанцев будет одаривать нас золотом, — протянул насмешливо Войтович, — то стоит ли покидать Каруну?

Петр не ответил на шутку.

— Гони за «джипом»! — приказал он Дарамоле и сам удивился резкости своего тона.

На пропускном пункте, где только что командовал нервный летчик, распоряжались теперь солдаты. Здоровяк из «джипа», посланного майором, успел уже обо всем с ними договориться.

Солдаты с грохотом откатили с дороги ржавые железные бочки и вяло взяли под козырек.

«Джип» лихо помчался вперед. Так они миновали еще одну заставу, затем другую… У развилки «джип» остановился. Оттуда крикнули:

— Дорога на Луис! Здоровяк козырнул:

— Езжайте, дальше постов нет!

Сержант лихо развернулся, «джип» взревел… и они остались в одиночестве на шоссе, ведущем на юг.

Через несколько миль их остановили: пост впереди все-таки был. Но значок сделал свое дело.

В рест-хаусе, в какие-то мгновенья снова пережив все события последнего дня, Петр почувствовал, что не может съесть ни крошки. Он вздохнул, отодвинул от себя тарелку супа.

— Не могу!

— Напрасно!

Войтович уплетал за обе щеки. Глаза его задорно сверкали. Не страдал отсутствием аппетита и Жак.

— Вот когда я воевал в Алжире, — со вкусом рассказывал он…

Петра мутило. Он встал из-за стола и пошел к выходу, а перед глазами был ржавый ковер запекшейся и запылившейся крови, полицейская дубинка, простреленный берет…

— Нет, вы в Алжире вели разбойную войну, — донеслось до него.

Это Войтович «заводил» Жака.

Петр вышел на крыльцо. Ярко светила луна. Саванна казалась серебряной. Звонко трещали цикады. «Совсем как у нас в Крыму или на Кавказе», — подумал Петр.

Где-то завыла гиена. Ей ответила другая. Глухо ударил барабан, потом еще раз и пошел, то удаляясь, то приближаясь. Это ходил ночной сторож.

5

…Второй раз, после случая на пляже, Петр встретил майора Нначи уже в Луисе.

Петр вышел из серого, недавно построенного здания почтамта. Он отправил статью в Информаг об открытии в стране колоссальных залежей нефти и ажиотаже, разгоревшемся вокруг этого события.

Неожиданно чья-то рука легла ему на плечо. Петр резко обернулся. Нначи смотрел на него, застенчиво улыбаясь.

— Вот видите, мы и встретились, — сказал он. — Только вышел из дому — смотрю, вы… Знаете что, — он помолчал, словно не решаясь что-то предложить, — я бы хотел с вами поговорить…

Со времени знакомства на пляже Петр успел разузнать о майоре Нначи побольше. Гвианийские журналисты и, конечно, всезнающий редактор крупнейшей луисской газеты «Ляйт» Эдун Огуде говорили о нем как о самом образованном офицере во всей армии.