Ларсен удивился, когда Петр попросил его по пути в «Сентрал» заехать в редакцию «Черной звезды», но согласно кивнул и свернул в пыльный лабиринт узких улочек старого города.
— У них сейчас финансовые неприятности, — только и сказал он.
— Трудности? — переспросил Петр.
— Трудности у них постоянно, а неприятности периодически, — усмехнулся Ларсен.
— Это что же — газета левая? Независимая?
— Левая? — переспросил Войтовича Ларсен, внимательно вглядываясь в узкую улицу, бегущую перед радиатором «мерседеса». — Я бы сказал — националистическая.
Он затормозил и остановил машину.
— Я вас подожду здесь. Редакция «Черной звезды» за углом, а мне не хотелось бы там показываться. Если я пойду с вами, у вас там разговора не получится. Кстати, редактор «Черной звезды» тоже Данбата. Распространенная фамилия, ничего не поделаешь! Но… — он улыбнулся, — самое забавное, что он младший брат моего Данбаты. Ларсен подчеркнул слово «моего».
— Желаю успеха, — крикнул он, когда Петр и Анджей уже отошли от машины.
Редакция «Черной звезды» помещалась в старом здании, служившем раньше то ли гаражом, то ли складом. Фасад его выходил на небольшую, заваленную всяческим хламом и заросшую густой и высокой травой площадь. Собственно, и состоял-то он из четырех высоких и массивных двустворчатых ворот, трое из которых были заперты могучими тяжелыми замками. Четвертые ворота, над которыми висела выцветшая фанерная вывеска с надписью: «Черная звезда», были тоже закрыты, но наружного замка на них не было.
Петр и Анджей переглянулись.
— Пусто! — с сожалением сказал Петр. — «Черная звезда» публиковала материалы Информага куда чаще, чем «Голос Севера».
— А это мы еще посмотрим!
Войтович решительно забарабанил в ворота.
Минуты три прошло в тишине. Затем послышался шорох, ворота приоткрылись и наконец медленно распахнулись.
На пороге стоял худой человек в длинной белой рубахе. На большой голове красовалась потертая феска из красного фетра. Из-за круглых стальных очков с толстыми линзами смотрели умные глаза. Человек был бос.
За его спиной в полутьме гаража, не имевшего окон, виднелся стол грубой кустарной работы, заваленный бумагами. Бумаги были на полу, на открытых полках, служивших, видимо, когда-то верстаками, на двух-трех колченогих стульях.
— Чем могу быть полезен, джентльмены? — с достоинством спросил босоногий.
— Мы хотели бы видеть редактора, — сказал Петр, с интересом разглядывая нехитрое убранство помещения. Он уже успел заметить на столе пачку бюллетеней с материалами Информага, которые он печатал в Луисе для редакций гвианийских газет, и стопку своих пластиковых клише.
— Я редактор, — все так же с достоинством сказал босоногий. — С кем имею честь?
— Я — представитель Информага в Луисе, а мой друг — корреспондент Польского телеграфного агентства по Западной Африке.
— О! — Глаза редактора округлились. — Большая честь, джентльмены, большая честь!
Он поспешно отступил с порога и сделал жест, приглашающий гостей войти. Затем небрежно сбросил бумаги с двух стульев, поставил их у стола, а сам уселся за него так, как, видимо, сидел до прихода гостей. Потом он схватил медный колокольчик, прижимавший пачку бумаг на столе, и судорожно позвонил.
В дальнем углу послышались шаги откуда-то сверху, и Петр различил в полумраке крутую лестницу, ведущую наверх. По ней спустился пожилой гвианиец в рваном черном свитере и шортах, с зеленым конторским козырьком на глазах.
— Хасан, это товарищи, — сказал ему редактор. — Вот видишь? А ты говорил…
— Здравствуйте, — сказал по-русски Хасан.
— Вы говорите по-русски? — удивился Петр.
— Только «здравствуйте», — продолжал по-английски Хасан. — А вообще у нас при редакции есть клуб слушателей Московского радио.
— Какой же у вас тираж? Войтович приготовил блокнот.
— Три тысячи, — ответил за редактора Петр.
— Сейчас три тысячи двести, — поправил его Данбата. — Но учтите, что каждый наш номер читают до тысячи человек. То есть, конечно, не читают, у нас мало кто умеет читать. Но тот, кто умеет, читает газету очень многим: друзьям, друзьям друзей… Ее читают в школах, на рынке, в мечети. У наших читателей нет денег, чтобы давать нам платные объявления, но пенсы, на которые они покупают нашу газету, нам дороже.
Помолчали. Редактор с нескрываемым интересом рассматривал гостей. Наконец он улыбнулся Петру:
— Я ведь вас знаю, мистер Николаев. — Он лукаво подмигнул. — У газетчиков хорошая память. Я был фоторепортером «Голоса Севера» и снимал, когда комиссар Прайс арестовал вас в «Сентрале». Помните дело «Хамелеон»? — Он покрутил головой. — Как быстро летит время! А вот теперь я редактор «Черной звезды». Камеру держу в руках, только чтобы подзаработать на жизнь — снимаю на вечеринках, похоронах, свадьбах. Газета ведь ничего не дает!