И тут только до Петра дошел смысл происходящего. Это была его последняя ночь, последний час его должен был оборваться где-то здесь, в глухом тропическом лесу, за многие тысячи километров от Родины — в чужой стране.
— Вы не имеете права! — сказал он хриплым голосом, чувствуя, как слабеют его ноги, как медленно немеет все его тело.
— Ведите! — почти истерично крикнул Нагахан. — Ну!
И он с размаху ударил генерала в лицо, сбил его на землю, пнул со всей силой ногой — раз, другой.
Парашютисты подскочили к упавшему, подняли его, подхватили и почти волоком быстро поволокли в темноту.
— Сержант! — Нагахан махнул пистолетом в другую сторону. — Возьмите с собою людей — и туда!
— Есть!
Мулат медленно подошел к пленникам.
— Пошли, — сказал он просто.
— Бай-бай! — издевательски крикнул Нначи Нагахану. — Мы еще встретимся, господин капитан.
— На том свете, — последовал ответ из темноты.
Они вошли в чащу и пошли по довольно широкой тропинке. Впереди и сбоку — два солдата, потом — Петр и Нначи и, наконец, сержант и еще один солдат.
Было тихо, только сучья громко потрескивали под ногами. Лучи солдатских фонариков шарили в темноте и натыкались то на кусты, то на пни, похожие на сказочных чудовищ.
Они прошли в молчании около полумили, когда впереди послышался глухой шум.
— Река, — сказал один солдат. — Лучше места не найти.
И вдруг где-то неподалеку тишину разорвал треск автоматных очередей — одна, другая, третья. Все остановились. Один из солдат забормотал молитву.
— Собаки! — вполголоса сказал Нначи. — Грязные собаки!
— Арестованные, вперед! — скомандовал сержант.
Петр взглянул на небо. Оно было удивительно чистое, усыпанное огромными, раскаленными добела звездами. Глаза нашли Большую Медведицу — ковш ее был опрокинут, и Полярная звезда лежала почти на горизонте. Там была Родина.
Петр сделал несколько шагов вперед, рядом с ним, чуть позади, шел Нначи. И вдруг Петр почувствовал резкий толчок в плечо.
— Бегите! — крикнул мулат. — Я прикрою.
Нначи мгновенно присел, пригнулся и бросился в сторону. В его руках оказался пистолет, глухо хлопнул выстрел — и красная молния расколола темноту. И сейчас же ударил автомат позади, там, где были солдаты. Дикий вопль потряс лес, кто-то рухнул на землю. Стон, вой, треск сучьев — и очереди, очереди нескольких автоматов.
Правую руку Петра обожгло выше локтя. Он почувствовал резкую боль разрываемого тела, пошатнулся… Над головой просвистела очередь, сбивая сучья и листву.
Петр зажал рану левой рукой и кинулся в чащу. Стреляли уже в другой стороне. Сержант, обстрелявший солдат, отвлекал их на себя.
Петр бежал не разбирая дороги, спотыкаясь о корни, путаясь в кустах, бежал туда, откуда все яснее слышался ровный гул реки. Там было спасение.
…Солнце застало его лежащим на поляне в нескольких милях от места ночного происшествия. Он очнулся от того, что кто-то брызгал на него водой.
Петр открыл лицо и увидел прямо над собой лицо комиссара Прайса.
— Ну, сынок, — сказал Прайс, как будто бы они и не расставались, — вы выпутались и на этот раз.
И когда Петр, все еще ничего не понимая, сел, он увидел весело улыбающегося Сэма и рядом с ним спокойного, невозмутимого мулата.
— Вы? — спросил Петр с таким видом, что Прайс дробно рассмеялся.
— А кто же? Этот парень (он кивнул на сержанта) примчался ко мне ночью, и мы вместе с Сэмом думали, что найдем тут лишь ваше бездыханное тело.
— Но как вы нашли меня?
Петр все еще не мог поверить собственным глазам.
— Охотники! Сержант из здешних краев, и во всех деревнях вокруг у него родня. Местные следопыты разыскали вас довольно быстро.
— А что…
Петр не договорил. Лицо Прайса помрачнело.
— В Луисе всю ночь шли бои.
— Ну а теперь? Кто у власти теперь? — нетерпеливо перебил его Петр.
— Совет национального освобождения! — восторженно выкрикнул Сэм. — И во главе — майор Нначи!
— Нагахан убит, Аджайи бежал, — все тем же неторопливым тоном продолжал Прайс. — А мне новые власти приказали отыскать ваши тела: ваше и генерала Дунгаса. Бедному генералу повезло куда меньше…
Петр глубоко вдохнул свежий утренний воздух.
Неяркое солнце скрылось за огромной иссиня-черной тучей, наползавшей с севера. Громыхнул гром.
И Петру вспомнились слова Дарамолы, сказанные несколько месяцев назад, когда они возвращались из объятой восстанием Каруны: