Петр подумал и согласно кивнул. В общем-то приглашение от министерства информации пришло даже кстати. Петру давно уже хотелось по-настоящему завязать деловые контакты с главной газетой Каруны — «Голос Севера». Кроме того, в Каруне издавалась и небольшая газетка «Черная звезда», выходившая с непонятными перерывами. И та, и другая изредка публиковали материалы Информага.
В Каруну самолет прибыл в полдень — от Луиса сюда было четыре часа лету на стареньком, периода второй мировой войны «Дугласе». И первый, кого Петр с удивлением увидел, спускаясь по трапу самолета, был Жак. Он стоял в толпе встречающих — чиновников министерства информации, одетых в безупречные темные костюмы, и агентов службы безопасности, носящих по традиции национальную одежду. Рядом с ним возвышался огромный белобрысый европеец. На густо усыпанном желтыми веснушками лице синели спокойные, удивительно детские глаза.
Жак радостно замахал рукой Петру и Анджею и что-то сказал своему массивному соседу, указывая на них. Тот тоже поднял свою тяжелую руку и качнул несколько раз кистью.
— Джентльмены!
Степенный представитель министерства информации, сопровождавший иностранных журналистов в их полете из Луиса в Каруну, махал руками, требуя внимания.
— Джентльмены! Для каждого из вас забронирован номер в отеле «Сентрал». Напоминаю: завтра в десять утра в конференц-зале «Сентрала» состоится встреча с представителями военных властей города. В четыре часа вечера во Дворце вождей начнется суд, ради которого мы, собственно, и приехали. Сегодня вы свободны. Надеюсь, что вы с пользой проведете сегодняшний день, чтобы объективно поведать миру о том, что у нас происходит. До завтра, джентльмены!
Чиновник сдержанно поклонился.
Жак очутился рядом с Петром и Анджеем, как только они сошли с трапа.
— Хэлло! — приветствовал их Жак, как будто они расстались лишь вчера. — А я ведь сразу подумал, когда узнал, что сюда летит целая банда газетных пиратов, что среди них будете и вы, а? Знакомьтесь!
Он подмигнул Петру, смущенному неожиданной встречей, и дружески положил ему руку на плечо.
Великан-блондин, стоявший вместе с Жаком, протянул руку Петру.
— Ларсен, — представился он. — Из редакции газеты «Голос Севера». Очень рад познакомиться с коллегами. Впрочем, кто из вас представитель Информага в Луисе?
Петр молча кивнул.
— Вы?
Он перевел взгляд на Войтовича.
— Польское телеграфное агентство.
— О, — Ларсен вежливо улыбнулся, добродушно пожал плечами.
— Время ленча, джентльмены. И мы бы хотели пригласить вас, если вы, конечно, не возражаете.
— Святое дело! — согласился Войтович. — На этом старом пылесосе, бывшем в далекой юности «Дугласом», нас изрядно протрясло!
— Вот и отлично!
Жак обернулся к Ларсену, прищелкнул пальцем и сказал по-русски:
— Дернем?
— Что? — не понял редактор «Голоса Севера».
— Это значит «выпьем», — объяснил по-английски довольный Жак и снова подмигнул Петру.
Они вышли с территории аэродрома, и «мерседес» Ларсе-на, казавшийся рядом со своим владельцем детским педальным автомобильчиком, быстро помчал их по улицам, уже хорошо знакомым Петру. Жак сидел рядом с Ларсеном и сосредоточенно молчал.
Это было так необычно, что Войтович поинтересовался, не болен ли он. Жак обернулся. Лицо его было, как всегда, беззаботным, и лишь Петр заметил, или это ему только показалось, как в глазах француза мелькнули тревожные огоньки.
— Дела, — сказал Жак извиняющимся тоном.
Ларсен остановил машину в квартале новых двухэтажных домов — у белоснежного, окруженного густой зеленью здания с огромной вывеской, состоящей из сплетения чугунных готических букв — «Голос Севера».
— Извините, — сказал швед. — Мы с Жаком заказали ленч в «Сентрале», но бизнес есть бизнес.
Он разве руками.
— Это Гвиания. Не присмотришь сам — все остановится. Мы недолго.
Ларсен быстро взбежал по бетонным ступенькам крыльца, с которых еще не была снята опалубка.
Они шли по широкому, пахнущему свежей краской коридору.
— «Комната новостей», «Комната статей и очерков», «Фотосекция», «Помощник редактора», — читал вслух Петр надписи на дверях.
Ларсен уверенно распахнул дверь с табличкой «Главный редактор». За ней оказалась небольшая комната без окон, освещенная лишь лампами дневного света.
Швед кивнул пожилому гвианийцу в очках, сидевшему за столом, заваленным бумагами и фотографиями, и чуть привставшему при появлении гостей, и распахнул дверь в другую комнату — просторную, освещенную двумя большими окнами, затененными прозрачными белыми шторами.
— А вот и мой кабинет, — просто сказал он и прошел к большому, матово поблескивающему столу, крытому серым пластиком.
Стол был в образцовом порядке. Бумаги аккуратно сложены в ящиках, стоявших по краям.
С десяток книг лежало аккуратной стопкой. Бронзовая рука-защепка держала несколько исписанных листков разносортной бумаги, судя по всему, счетов.
— Садитесь, — предложил Ларсен гостям, делая жест в сторону низких металлических кресел, тоже крытых серым пластиком.
Он уселся за свой стол и нажал кнопку звонка, вделанную в крышку. Звонок тенькнул совсем рядом — за стеной, и в кабинет поспешно вошел пожилой гвианиец, сидевший перед редакторским кабинетом.
— Фото готовы, мистер Данбата?
Вошедший раскрыл папку, которую он принес, и выложил на стол несколько отпечатков.
Ларсен внимательно просмотрел их, подумал и отобрал один.
— На первую полосу. — Он обернулся к гостям: — Снимок на аэродроме.
Данбата убрал снимок в папку.
— Еще что? — спросил Ларсен.
— Эванс просит оплатить счета по командировке. У вас на столе. — Данбата кивнул на бронзовую руку.
— О'кэй!
Ларсен быстро просмотрел документы, подписал все, кроме одного.
— А этот верните ему, — строго приказал он. — Обед на десять шиллингов! Никогда не поверю, что он их действительно израсходовал на обед. Наверняка ел где-нибудь шиллинга на два, а потом взял у кого-то счет из ресторана. Все?
Данбата молча собрал документы, кивнул и направился к дверям.
— Да, скажите, чтобы ко мне никто не входил. Я занят, — бросил ему в спину Ларсен.
— Секретарь? — спросил Петр, когда за гвианийцем закрылась дверь.
— Главный редактор газеты, — спокойно ответил Ларсен.
— А вы?
— Я? Официально — главный советник. Итак… Наступило неловкое молчание.
Ларсен поднял на Петра свои большие и чистые голубые глаза.
— Я знаю, о чем вы хотели бы со мною поговорить. О публикациях материалов вашего агентства, не так ли?
— Это нетрудно было отгадать, — согласился Петр и обернулся к Анджею. Тот рассеянно набрасывал что-то в блокноте, но, судя по острому взгляду, который Войтович бросил на Ларсена, Петр понял, что происходящее глубоко интересовало его друга.
Петр про себя усмехнулся: еще бы! Тема своебразная — свободная гвианийская пресса в прихожей у иностранного советника!
Он перевел взгляд на Жака. Думая, что за ним никто не наблюдает, француз сидел в кресле, скрестив руки на груди, и задумчиво смотрел в окно. Он был далеко отсюда, в своих мыслях, в своих делах.
Почувствовав на себе взгляд Петра, Жак встрепенулся.
— А во Франции осень, — сказал он неожиданно. — Давно я уже не ел винограда! — Он опять взглянул в окно и поспешно встал. — Извините, приехал Дарамола. Вы ведь помните Дарамолу? Все время хочу его уволить, да никак не соберусь…
Шутка прозвучала неуаеренно.
— Я съезжу в «Сентрал». Пока вы здесь разговариваете, проверю, заказан ли нам столик.
Он быстро пошел к двери, и Петр вновь подумал, что это уже не тот веселый парень, с которым они метались по Каруне несколько месяцев назад.
Все события того утра особенно четко вспомнились Петру два дня спустя в пыльном салоне самолета, на котором журналисты возвращались из Каруны в Луис.