Всего у Илота было три сестры. И один брат непонятного предназначения - Мигул - бог случая. На случай имперцы особо не полагались, но дары божеству приносили исправно, должно быть с той лишь целью, чтобы случай этот не обернулся несчастным.
А вот две оставшиеся родственницы пользовались у прихожан особо высоким почетом. На высоких ступенях святилища Аурэли толпились женщины всех возрастов и сословий, спеша опустить свою мзду в ящичек для пожертвований и бросить сложенную бумажку с написанным на ней именем возлюбленного в специальный чан, содержимое которого сжигалось жрецами на торжественной службе в весел, чтобы просьбы о взаимной любви вместе с дымом унеслись в небеса и достигли жилища пресветлой матери ауров. Были среди почитателей Лучезарной и мужчины, те, кто не стеснялся признаться себе и окружающим в том, что питает страсть к некой особе, расположения которой никак не может добиться без вмешательства высших сил. В храм Аурэли бегали даже чародейки-атеистки. Но мне в нем делать нечего. Во-первых, поздно и бесполезно молить о том, что разрушила своими руками. Во-вторых, в святилище нельзя входить с оружием, а "эльфийский" клинок, купленный когда-то Иолларом для наших тренировок за последнюю длань настолько прижился на моем бедре, что воспринимался даже не как элемент одежды, а скорее уж как неотъемлемая часть тела, и оставить его при входе в храм меня не принудила бы даже сама Лучезарная, спустись она ради такого случая с небес.
Только в обитель одного божества меня впустили бы с мечом в два гиара, ибо и сама богиня красовалась почти таким же на каждом известном мне изображении. Омста. Сестра-близнец Аурэли, уважаемая и почитаемая не менее чем та, а может и более - так как любви порою удается избегать всю жизнь, а вот от смерти никуда не денешься. Служители в длинных, кроваво-красных мантиях вежливо поклонились, проговорив невнятные слова благословения, я ответила легким кивком и прошла в центр огромного, озаренного тысячей свечей помещения. Прямо напротив массивной входной двери возвышался алтарь, а по обе стороны от него красовались яркие, величиной во всю стену фрески. Справа - золотоволосая красавица пронзает мечом рухнувшего на колени рыцаря в полном боевом облачении - Омста Карающая. Слева - она же с благостной улыбкой протягивает руки к распростертому на постели больному - Омста Милосердная.
Знаешь, Ил, по-моему, здесь не хватает еще одного изображения: та же девица, только в ластах и акваланге поверх вечернего платья, в бигуди и с сачком вместо меча. И называться она будет...
- Омста Нелепая, - прошептала я, не в силах сдержать горькую усмешку, вызванную всплывшим в моей голове несуразным видением.
- Омста не бывает нелепой, - произнес кто-то рядом со мной.
Ожидая увидеть преисполненного укора храмовника, я повернулась, на ходу придумывая оправдания своим нелестным словам о богине, и вздрогнула, наткнувшись на взгляд серьезных черных глаз.
- Тэр Салзар?
- Здравствуйте, тэсс Галла.
Я была уверена, что некромант уехал в Азгар вместе с эльфами.
- Омста не бывает нелепой, - повторил он. - Она бывает... Пожалуй, я лучше покажу вам. Пойдемте к той нише.
Преподавать мне новый урок при каждой нашей встрече, видимо, уже вошло у Ворона в привычку.
- Игры богов, - кивнул он на скрывшуюся в стенном углублении фреску, на которой улыбчивый юноша вел за руки двух девушек с завязанными на манер земной Фемиды глазами. - Это Мигул - бог случая. Иногда он берет своих сестер Аурэли и Омсту, и закрыв им глаза, водит по миру. Тот, кого коснется рука Лучезарной, получит в награду счастье в любви, а тот, до кого дотронется Неизбежная... Вы понимаете. Иногда случается так, что одного и того же живущего по очереди касаются обе богини, и тот, кто лишь вчера купался в тепле и ласке, сегодня покидает этот свет по воле шутника-случая.
Да уж, шуточки у вас, всемогущие.
- Спасибо за рассказ, тэр Салзар, но мне уже пора.
- Галла, вы...
- Простите, магистр, но я действительно не хочу говорить с вами. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Потому что не во всем можно винить богов, и не во всем можно на них полагаться. Однажды я пришла к одному магу, наделенному властью и полномочиями, и попросила о помощи. Попросила дать мне шанс отыскать сбежавшего колдуна, чтобы защититься самой и защитить своих друзей. Но человек, к которому я обратилась, отказал мне и заверил, что тот колдун никому уже не причинит зла. Вы правы, тэр Салзар, Омста не бывает нелепой, нести смерть - это ее божественная обязанность. И нельзя обвинять богов в том, что они выполняют свое предназначение. Но было бы куда лучше, если бы и некоторые люди выполняли свое.
- Тэсс Галла...
- Можете пойти к наставнику Марко и пожаловаться на мою непростительную грубость. Но если понадобится, я повторю эти слова и при нем. Вы не справились со своими обязанностями, тэр дознаватель. А сейчас, должно быть, пришли поблагодарить свою покровительницу за то, что она удовлетворилась жизнью никому не известного и никому не интересного гитаэлле, вместо того, чтобы прихватить Лар'элланского принца. Ведь в противном случае вы бы выслушивали упреки уже не от меня.
Я бросила горсть монет к ногам Омсты Милосердной и, развернувшись, пошла к выходу.
Да, возможно я несправедлива к нему. Но жестокие боги слишком далеки и эфемерны, а корить за случившееся одну лишь себя я уже устала...
Все оказалось гораздо сложнее, чем я себе представляла. Прошло уже три дня, а новая жизнь никак не желала начинаться, как и старая не спешила отпускать из тисков боли и отчаянья.
Я снова прикрыла глаза и откинулась на подушки.
Сегодня был очень тяжелый день. Видимо, чтобы убедиться, что я не растеряла своих способностей и не выплакала их в подушку, наставник заставил меня выложиться на полную, пройдясь по всем изученным от начала до конца формулам, от бытовой до боевой магии. В Малом испытательном дым и пыль стояли столбом, и в какой-то момент мне показалось, что мощи наложенных на стены защитных чар не хватит, и века простоявшая каменная кладка рассыплется в труху. Но там, в Школе, на пределе знаний и сил, мне было почти хорошо - вкладывая в создание плетений самое себя, отдаваясь волшбе без остатка, я на время могла забыться и не думать об Иле. Но стоило только собрать в сумку книги, проститься с Медведем и, покинув здание Школы, пойти к керсо, как голова вновь наполнилась скорбными мыслями, а сердце обожгло ледяным дыханием пустоты. И вернувшись домой, уставшая после занятий, абсолютно разбитая, раздавленная с новой силой навалившейся на меня тоской, я не смогла придумать ничего иного, как запереться в своей спальне, завалиться на постель и позволить губительному вакууму вновь заполнить всю мою душу, оставляя лишь светлое пятнышко - моего малыша, уютно дремлющего в теплом комочке воспоминаний о днях, наполненных радостью и любовью. Дэви и эти воспоминания - вот все, что осталось у меня - хрупкая соломинка, которая удерживает меня на плаву, шаткий фундамент, на котором я собираюсь построить свою новую жизнь.
За окном светило солнце, шелестела листвой старая липа, с криками носились над морскими волнами суетливые чайки. За дверью моей спальни, в гостиной что-то негромко втолковывал своему наследнику и ученику магистр Эн-Ферро. Во дворе, на маленькой скамеечке у крыльца наверняка сидит сейчас Мариза -читает или снова делает какие-то записи в своем "бортовом журнале": десятки насыщенных специальными терминами фраз, призванных отобразить лишь одно - полет нормальный. И оттого наша гран-доктор чувствует себя немного ненужной. Ее пациентка жива-здорова - меня даже по утрам не тошнит, не говоря уж о каких-то жутких симптомах - и значит в какой-либо помощи, помимо стандартной консультации и периодических осмотров я не нуждаюсь. Ласси все больше времени проводит с отцом, который в свою очередь тоже не балует "официальную" супругу своим вниманием. А ей скучно, грустно и очень одиноко.