— Думаю, что нет, — перебил Прокоп. — Руководитель руководит, не так ли?
— Как бы не так! Не директор управляет заводом, а завод управляет директором.
— Значит, это плохой директор.
Матлоха устало улыбнулся.
— Идите сюда, сядьте на мое место. Через недельку скажете мне, как это выглядит на самом деле. Идет?
Журналист тоже улыбнулся, и напряженная атмосфера слегка разрядилась.
Матлоха подошел к окну, сложив руки на груди, и смотрел куда-то во двор комбината, слегка раскачиваясь на носках.
— Вот уже двадцать лет я смотрю из этого окна. Уже двадцать лет я директор этого комбината и очень хорошо помню, с чего мы начинали… Тут был всего-навсего один большой цех, да, такой всеми забытый заводик, к тому же работающий неисправно. Местное население нас вообще не принимало в расчет, и люди искали работу в других городах. Тогда еще никто не думал об отходах. Какие там отходы! Это от каких-то двух-трех литров масла?! Нас это не слишком заботило, фильтры здесь были, хоть старые, но были и кое-как справлялись. Я помню… что мы еще ходили с детьми купаться в Гроне, там, пониже завода… Да мы здесь время от времени и рыбу удили. Не верите? Ей-богу! Но с той поры… У нас очень важное производство. Без него фармакология шагу ступить не может, да и не только она… Производство постоянно растет, прибавляются новые объекты, расширяются исследования. Все тут изменилось. Теперь люди не ищут работу в других местах, наоборот, сюда стали приезжать из других городов, потому что тут можно заработать. Вы знаете, сколько здесь выросло химиков, инженеров и техников? А ведь когда-то здесь паслись коровы и овцы… Пока комбинат разрастался, мы не думали, мы просто забыли… что будет больше отходов. Как-то… тогда как-то было не модно говорить об окружающей среде. Отходы, ну что ж, мы просто спускали их в Грон. Само собой, мы уже не купались в реке. О рыбе и говорить нечего! Если и появлялась какая-нибудь, то плавала кверху брюхом. Но при чем тут рыба, если речь идет о промышленности! Мы были слишком заняты своим собственным делом, чтобы думать об отходах… понимаете, чтобы думать о том, что не связано прямым образом с увеличением производства. А может быть, и связано, но только вторично, побочно… Какая там очистная станция! Ведь это потребует огромных капиталовложений! Так мы тогда думали. Вопросы охраны окружающей среды были для нас чем-то слишком академичным. Кого это тогда занимало?! Это потом, гораздо позднее. Человек учится. И главным образом, на собственных ошибках. Да! Постепенно стало сказываться давление общественного мнения, последовали сигналы в высшие инстанции, почему это, мол, масло в реке?! Запроектировали станцию очистки и стали строить. Да вы ведь все это уже знаете. — Он повернулся и медленно, как-то неуклюже, вернулся к своему столу, тяжело опустился на стул и посмотрел на журналиста, хотя казалось, что он его и не видит. — Я, собственно, даже не знаю, зачем я все это вам говорю. Но я скажу и кое-что еще.
Не дожидаясь согласия Прокопа, взял в руки чашку, допил одним глотком кофе и продолжал:
— Знаете, мне никогда в жизни не было легко. Может быть, кому-то и неинтересно, но это в конце концов была моя жизнь. В нашей семье было много детей, родители — бедняки, в школу я ходил босой. Когда я попадал в районный центр, это было таким событием, что об этом потом мы говорили несколько дней. А когда меня взяли в армию, я попал к пиротехникам, это был мой первый контакт с химией. Во время Восстания я познакомился с Михалом Порубаном, с вашим главным редактором, он говорил вам? Во время одной операции меня завалило железными балками, и я молил лишь об одном — умереть, лишь бы кончились мучения. Но Порубан меня вытащил и приволок в отряд. С тех пор хромаю. Уже после войны, когда я решил стать химиком, я впервые попал в большой город. Так что не обижайтесь, что такой человек не смог оценить значение очистной станции…