Директор замолчал, глядя в пустую чашку и барабаня пальцами по столу. Молчал и Прокоп, речь Матлохи его удивила и привела в некоторое смущение, он ждал, что будет дальше.
Тот хохотнул грубоватым смешком.
— Вы знаете, ведь я хотел использовать все свое влияние, чтобы ваш репортаж не был опубликован? Да, да, признаюсь! Я сказал себе: нет, это просто невозможно, чтобы такой, извините за выражение, сопляк, позволял себе… Я думал позвонить в район, а может, даже и повыше! У меня как-никак есть знакомства! Кое-что я все-таки сделал для этого общества, так что пользуюсь каким-то влиянием. Я звонил вашему главному, — может, он говорил вам. А когда репортаж вышел, мне хотелось, чтобы вас наказали, чтоб вас выгнали с работы… Можете себе представить, как я распалился! Да и на Добиаша тоже! Это же мой кадр, я дал ему стипендию, присматривал за ним… Если бы не я… Короче, я считался с ним, и, если быть откровенным, он меня разочаровал. Что ж, вы оба молоды, многого не понимаете. Не хочу вас обижать, но вам не хватает опыта. Это так.
— Благодарю за откровенность, — пробормотал Прокоп, который после кофе совсем пришел в себя.
— Извините, если что не так, — отозвался директор.
Прокоп растерянно заерзал в кресле.
— Я пришел к вам, чтобы вы мне сказали, что собираетесь предпринять. Я не вижу никаких гарантий того, что авария не повторится.
— Ладно, — сказал директор резко, и было видно, что он несколько обижен безразличием журналиста к его прошлому. Широко опершись руками о стол, он начал говорить так, будто диктовал секретарше:
— Мы были вынуждены временно приостановить производство, чтобы предотвратить дальнейшее накопление отходов. Это временное снижение уровня производства мы, естественно, будем вынуждены компенсировать в последующие месяцы. В эти минуты полным ходом идут работы по ремонту оборудования. Это вопрос лишь нескольких часов, после чего оно снова вступит в строй. Эту остановку мы используем и для генерального ремонта напорного бака. Я приказал, чтобы безотлагательно были приведены в порядок перекрывающие вентили, и теперь они будут находиться под постоянным контролем. Однако пока мы не можем избежать того, что часть отходов нам все-таки придется спускать в гудроновые ямы, а это значит, что придется укрепить дамбу. А теперь главная проблема — очистная станция…
Директор опустил голову, словно собираясь с силами для решительного броска.
— Кажется, я вам уже говорил о своем влиянии. Так вот… уж если я хотел использовать или, скажем, злоупотребить им в борьбе с вами, так, ей-богу, я сделаю все, чтобы добиться завершения этой проклятой стройки. — Он упорно глядел в стол, как будто там выискивал подтверждение своим мыслям. — Не думайте, пожалуйста, что до сих пор мы били баклуши… Мы делали все, что предусмотрено инструкциями и договорами. Мы писали письма, напоминали, даже просили. Опыт показал, что всего этого недостаточно. Но я надеюсь, что урок получил не только я, но и другие. И потом… иногда я думаю, что мало быть самому честным, мало придерживаться законов. Этого недостаточно…
Он распрямился и посмотрел на журналиста.
— Сейчас у меня такое ощущение, что эта авария просто должна была произойти. Она потрясла не только Буковую, но и «Хемоиндустрию», и министерства, и районные, и высшие органы. Да и для меня вытекают кое-какие последствия… и для меня, хотя я был уверен, что меня вряд ли что-нибудь может удивить. Все эти инструкции, договоры и законы, которыми определяются экономические отношения между заказчиком и поставщиками, нуждаются в доработке. Вы скажете: бог мой, какое великое открытие! Ради такого открытия стоило выпустить в Грон двести тонн масла!.. Да и вообще, — он понизил голос, — много, очень много инструкций и законов в нашем хозяйстве, которые не продуманы, в которых все поставлено с ног на голову… Но, ей-богу, — он сжал кулак и поднял руку, словно собираясь грохнуть по столу, — в нашем случае причина всех зол — это очистная станция. Если подсчитать весь длинный список наших больших и малых ошибок и упущений, то в конце концов все упрется в эту стройку! — Он разжал пальцы и опустил руку на разложенные бумаги, как будто испугался, что они разлетятся. — Я вам обещаю, но главным образом обещаю это самому себе, что самое позднее в начале будущего года мы пустим эту станцию. Иначе…
Он не договорил, он смотрел на Прокопа, и в лице его можно было прочесть твердую решимость.
— Это много или мало?
— Не знаю, — ответил журналист. — Думаю, что этого достаточно.