— Мне кажется, что вы придаете слишком большое значение этой вашей газете. А что, собственно, изменится, если вы даже напишете правду о разводах? Или правду о чем бы то ни было? О чем угодно?! Обо мне, о себе, о людях… Что, они станут счастливее?
— Правда говорится не для того, чтобы люди стали счастливее, — сказал он хмуро. — Правда — одно дело, счастье — другое…
Она неожиданно погладила его по руке.
— Вы еще так молоды… Неопытны… Вы мучаетесь, бедняга.
Он смущенно отдернул руку.
— Я? Я думал, что это вы мучаетесь.
— А кто не мучается? Все мы мучаемся, каждый по-своему…
— Знаете что, — сказал он энергично. — Пошли отсюда. Из этого мерзкого трактира… Немного пройдемся, поднимемся вверх, к Граду, ладно?
— Мне все равно. Здесь очень накурено.
Когда они вышли на бугристую дорогу, поднимающуюся к Граду, она поскользнулась и со смехом уцепилась за него.
— Ай! Хорошо, что вы меня поддержали… Иначе упала бы. Что я вам говорила? Когда выпью, черт знает что вытворяю. Страшная женщина…
Когда он открыл дверь своей квартиры, его встретил крик мальчишек, оба выскочили в коридор в одних пижамах, повисли у него на шее, потащили в комнату.
— Папка пришел! Папка пришел! Будешь с нами играть, правда же, ты с нами будешь играть?! Мама, папка пришел!
В коридор вышла Алиса с засученными рукавами, лицо у нее было уставшее.
— Марш в постель! — прикрикнула она на ребят. — Чтоб сию минуту были в постелях!
— Да оставь их, — сказал Прокоп, позволяя тащить себя в детскую комнату. — Не надо на них кричать.
— В постель! — повторила строго Алиса и, когда мальчишки обиженно сморщили носы, обратилась к мужу: — Ты их только портишь.
— Кричать на них не надо, — повторил он миролюбиво, хотя чувствовал, что с языка готовы сорваться гневные слова. — Мне кажется, что я могу с ними поиграть…
— Надо бывать дома, — отрезала она. — Тогда можешь вволю наиграться с ними!
— Я был в командировке, ты же знаешь. Когда мне уделять им время, если я все время в разъездах?!
— А ты не езди! Будь добр понять, наконец, что у тебя есть семья, которой надо уделять внимание.
— А ты пойми, наконец, что муж у тебя — журналист и у него есть свои обязанности!
— Да мне плевать на это! Ты что же думаешь, что меня хватит на все?! Что я должна разорваться, пока ты ходишь бог знает где и бог знает чем занимаешься!
— Но позволь! — он опешил и тут же осознал, что начинается глупейшая супружеская ссора. — Не расходись! — он через силу старался говорить спокойно. — Нет смысла кричать друг на друга.
— А в чем есть смысл? В такой жизни есть смысл?! С утра до ночи я тебя не вижу… Встречаемся только в постели, да, собственно, даже и в ней не встречаемся! Два раза в месяц швыряешь мне на стол зарплату… А что тебя интересует? Как я живу, какие у меня проблемы, как учатся дети?.. Ты ничего об этом не знаешь! Если так пойдет дальше…
— Что тогда? — спросил он вызывающе.
Она заколебалась, но лишь на мгновение.
— Тогда лучше давай разойдемся! — повернулась и ушла вслед за детьми.
Матуш Прокоп стоял в коридоре, держа в руке чемоданчик, и не знал, что делать: то ли двинуться за женой и детьми, голоса которых все еще раздавались в детской комнате, то ли раздеться и влезть в домашние тапочки, умыться, засесть в своем кабинете… Он не чувствовал усталости, была лишь глубокая тоска и страх, словно стоял над пропастью, это было лишь одиночество мужчины, понимавшего, что он может все потерять.
Он слонялся по комнате, включал и выключал радио, брал в руки книги и снова клал их на место, он чувствовал, что находится на пределе, что он измотан и хочет спать. Когда он вошел в спальню, маленький ночник возле Алисиной постели еще светился, Алиса читала. Он надел пижаму, в нерешительности постоял перед постелью, потом медленно подошел к окну и раскрыл его.
— Ты ложишься? — раздался за спиной Алисин голос.
Порыв ветра вздувал занавеску словно тонкую паутинку.
— Ложусь, — отозвался он.
Однако остался у окна, глядя в сгущающуюся темноту, и вдруг почувствовал теплый прилив грусти и жалости, которая словно липкая глазурь разлилась и заполнила душу. Самое грустное из всех открытий, подумал он, что не существует ничего постоянного. Постоянство есть только в движении.
— Иду, — повторил он и прикрыл окно.
Он лег в постель и закутался в одеяло. Алиса отложила книгу, но свет не погасила.