Было в характере Клары что-то богемное, что-то такое, что подчас граничило с анархией. Она не признавала авторитетов, а соблюдение сроков считала пустой формальностью, никогда ничего не успевала, всюду опаздывала, и ее это нисколько не волновало. Она была вспыльчива, легко выходила из себя и в гневе теряла контроль над собой. Клара сама утверждала, что любая руководящая должность ей противопоказана и что работает заведующей отделом она только потому, что является одной из старейших сотрудниц редакции, и еще потому, что ни Даниэль Ивашка, ни Катя Гдовинова, ни Кароль Крижан — редакторы отдела — на эту должность не претендовали.
Порубан решил больше не думать об отделе культуры.
Оставалось еще два кандидата: Климо Клиштинец, заведующий отделом экономики, и Оскар Освальд, ответственный секретарь редакции.
Клиштинец работал с Порубаном уже многие годы. Они оба начинали рядовыми редакторами, и, если ничего не произойдет, оба одновременно уйдут на пенсию: Порубан — с должности главного, Клиштинец — заведующего отделом. Клиштинец был инженером-экономистом, и ему уже не хотелось уходить из редакции, чтобы начинать все снова на другом месте. Его судьба была тесно связана с редакцией «Форума», и он мечтал подняться на ступеньку выше, стать заместителем главного.
Порубан взвешивал все последствия такого шага, каким бы явилось назначение инженера Клиштинца на должность своего заместителя. Это имело бы свои преимущества: Клиштинец никогда не ввязывался в споры с главным, обычно лишь кивал головой и во всем с ним соглашался. Он последовательно и точно выполнял его планы и следовал его концепциям, неукоснительно исполняя приказы, а в спорных вопросах выжидал, что скажет Порубан, и только потом выражал свое мнение. На него можно было положиться, рукописи его отдела были тщательно отредактированы, сдавались всегда вовремя, и главный знал, что, если на рукописи стоит виза Клиштинца, материал можно не читать. Клиштинец был надежным и ответственным руководителем отдела. Но не больше.
Насколько Порубан помнил, еще не было случая, чтобы Климо Клиштинец пришел с новой идеей, с чем-то неожиданным и оригинальным. Он не принадлежал к числу людей творческих и, если только мог, всегда вычеркивал из рукописи любую острую формулировку, любую мало-мальски смелую мысль, любую занозу, он избегал критики и никогда не пускался в полемику.
Порубан покачал головой: что приобрел бы «Форум» в лице такого заместителя? Ровным счетом ничего.
Так. Кто еще?
Есть еще, конечно же, Оскар Освальд, но он никак не отвечает представлениям Порубана о том, каким должен быть его заместитель. Придется подождать, думал про себя главный, повременить, как и с решением других проблем, хотя каждая такая отсрочка лишь осложняла ситуацию.
Он взглянул на часы — ровно десять. Потянулся к телефону, чтобы напомнить секретарше о начале заседания, и в эту же секунду раздался короткий стук в дверь, и сразу же вошли Клиштинец с Освальдом. За ними с папкой под мышкой пришел Матуш Прокоп и последней — Клара Горанская. Все уселись вокруг стола. Можно было начинать.
Соня Вавринцова, редактор отдела социальной жизни «Форума», проснулась в тот понедельник позднее обычного. На выходные она ездила в Липтов навестить родителей и вернулась поздно вечером в битком набитом поезде. Пока распаковывала гостинцы — компоты и овощи, заботливо собранные для нее матерью, пока принимала душ и готовилась ко сну, — было далеко за полночь. И хотя была уставшей от долгого и неудобного путешествия, почти до рассвета ворочалась в постели с боку на бок. Заснула она лишь под утро, спала тревожно, и, когда наконец около десяти утра проснулась, у нее было такое чувство, что она вообще не сомкнула глаз. Соня подумала, было, повернуться на другой бок, натянуть одеяло на голову и поспать еще, но, зная, что уже не уснет, отбросила одеяло и пошла умываться.
За завтраком, приготовленным на скорую руку, она спокойно и сосредоточенно предалась размышлениям. Перед глазами всплыл субботний вечер, когда вся семья собралась за столом в родительском доме. Пришла младшая сестра с двумя детьми-непоседами и брат с женой, которая ждала первенца. Во главе стола, как всегда, сидел отец, Вавринец, и спокойно, с тайной гордостью поглядывал на детей и внуков. Положив тяжелые жилистые руки на стол, он больше молчал, лишь изредка роняя одно-два слова.
Соне казалось, что вернулось время ее юности, девичьих лет, когда вот так же в торжественные минуты все сидели за воскресным обедом, а издалека слышался слабый звон подтурнянских колоколов, разносившийся протяжно и далеко над липтовскими лугами, вниз к Вагу до самого Липтовского Градка. В те времена еще не пролегла автострада над селом Подтурня, еще не было плотины на Липтовской Маре, еще стояли деревни Дехтяры, Сокольче, Бобровец и Влахи, да и в Ваге еще можно было купаться, еще не покрывала гладь этих вод грязная пена с ближнего завода.