— Одну минуту! — сказала она и набрала по местному телефону номер зала заседаний.
— Товарищ главный редактор, вам звонит директор комбината из Буковой.
На другом конце провода с минуту стояла тишина, потом Порубан ответил:
— Переключите на мой кабинет. Я иду туда!
Он закрыл за собой дверь кабинета, сел за стол и с минуту сидел неподвижно, глядя на телефон, потом быстрым движением поднял трубку и крикнул в нее:
— Порубан у телефона! Слушаю!
— Это ты, Мишо? — услышал он голос, прерываемый треском на линии. — Это Дюро. Дюро Матлоха.
Порубана подмывало продолжить разговор на официальных тонах, но потом он передумал — в его ситуации это был бы неверный дипломатический ход. Все-таки Матлоха был его старым приятелем.
— Привет, Дюро, — крикнул он как можно сердечнее. — Неужели ты вспомнил старого друга? Или звонишь потому, что тебе что-то понадобилось?
Матлоха на другом конце бодро засмеялся.
— Все верно, старик! Ты настоящий словак! Сам понимаешь, должность обязывает! Это тебе не старые времена, когда у нас было времени хоть отбавляй, не так ли?!
— Твоя правда, — согласился Порубан, хотя не помнил, когда это у него было много времени.
— А помнишь, — продолжал из своего далека Матлоха, — как ты меня тогда вытащил?
— Конечно же, помню. Еще бы не помнить!
— Я часто об этом думаю, Мишо. Часто.
— Я тоже.
Они помолчали, и Порубан снова, как бывало и прежде, представил себе старый железнодорожный мост возле Черной Леготы в Словацком Красногорье. Это случилось зимой после подавления Восстания и отступления в горы. Порубан вместе с Матлохой был в партизанском отряде, им тогда не было и двадцати. Юрай Матлоха был химиком и после подготовки стал специалистом-подрывником. По мосту должен был пройти воинский состав, и Матлоха вместе с Порубаном закладывали взрывчатку под опоры моста. Сведения о составе, полученные в отряде, были неточными, поезд шел на целые сутки раньше, чем предполагалось, и приблизился к мосту как раз в тот момент, когда там находились партизаны. Мост был взорван, но они оказались под обломками балок и разбитых вагонов. Порубану все-таки удалось вытащить товарища, которому покалечило ногу.
— Да, пришлось хлебнуть, — продолжил Матлоха. — Думал, никогда уже оттуда не выберусь.
— Да, ведь выбрались, Дюро. Как-никак мы мужчины.
Матлоха засмеялся.
— А все-таки иногда нога побаливает. Вот и сейчас. Наверное, к дождю.
Порубан молча кивнул, хотя Матлоха этого видеть не мог. Он ждал, когда тот начнет говорить о деле.
— Михал, я получил копию этого репортажа, — без всякого перехода вдруг сказал директор, и голос его сразу же утратил сердечность. — Зачем вы его нам послали?
— Иногда мы так делаем, — ответил главный.
— Я думал, вы хотите знать наше мнение, — продолжал Матлоха каким-то бесцветным голосом. — Или же наши замечания…
Порубан потянулся за чистым листом бумаги, а другой рукой взялся за карандаш:
— А у тебя есть какие-нибудь замечания?
Наступило минутное молчание, потом Матлоха сказал:
— Послушай, Мишо, весь этот материал ошибочный. На твоем месте я его вообще не публиковал бы.
Порубан был готов к этому.
— Как это понимать, Дюро? Ты хочешь сказать, что все, что там написано, неправда?
— Я сказал, что материал ошибочный.
— Я этого не понимаю.
Снова тишина, и Порубан почти осязаемо чувствовал, как растет напряженность.
— Какого черта, писать вам не о чем, что ли? — взорвался наконец Матлоха. — Во всей республике не нашлось более серьезной проблемы?
— Ты успокойся, — пробурчал Порубан. — Я тебя спросил, есть ли в материале какие-то неточности. Если есть, мы их уберем.
— Ты хочешь сказать, что в любом случае материал будет напечатан? — Матлоха уже не пытался скрыть свой гнев.
— Послушай-ка, Юрай, — начал осторожно главный редактор, — газета обязана привлекать внимание общественности к тем недостаткам…
— Мишо, ради бога, не читай мне проповеди о том, что обязана делать газета! — снова взорвался директор. — У меня голова идет кругом, а ты начинаешь городить глупости!
— Не знаю, что ты считаешь глупостью, — холодно ответил главный редактор. — Если дело дойдет до аварии, ущерб будет исчисляться миллионами. Дорогая глупость!
— Глупость всегда дорого обходится, — заворчал директор. — Но ты мне скажи, при чем тут я? Почему вы не ополчаетесь на «Хемоиндустрию»? Вот уже два года я беспомощно наблюдаю, как они слоняются у меня по двору и все время отбрыкиваются, ссылаясь то на одно, то на другое. План поднимают и поднимают, и никого не волнует, готовы ли у меня очистные сооружения. А ты вместо помощи посылаешь какого-то сопляка, который всю вину взваливает на мои плечи.