(— Знаешь, Даша, ты — отличная девушка, с тобой обо всем можно поговорить. Я хотел бы очень многое тебе рассказать.
— Рассказывай, Мими. Я люблю тебя слушать. Положи мне голову на плечо.
Плечо уже задеревенело, а он все еще говорит:
— Знаешь, Даша, я чувствую, что с тобой я многого смог бы добиться. Мне хотелось бы кое-чего добиться, хотелось бы, чтобы люди обо мне говорили…
— Ты не такой, как другие, Мими. Конечно же, ты добьешься. Ты необыкновенный!)
Ты необыкновенный.
Он устало провел рукой по широкому грубоватому лицу и по редким своим волосам, подушечками пальцев прошелся по залысинам выше лба и на темени. Он ощутимо, почти физически, чувствовал, как стареет.
Оскар Освальд нервничал. Заседание даже еще не началось, а он уже нетерпеливо ждал, когда же оно закончится и он сможет уйти. Двадцать шестой номер «Форума» все еще не был укомплектован, а сегодня его нужно было сдавать в типографию. Не хватало одной фотографии, да еще целая полоса была отведена под репортаж о нефтехимическом комбинате.
В последнее время отношения между редакцией и типографией были и так довольно натянутыми. Однако, насколько ответственный секретарь помнил, они всегда были такими, но эта натянутость проистекала не из-за личных симпатий или антипатий. В огромной типографии Пресс-центра печатались все ежедневные газеты, журналы и заводские многотиражки. Был разработан четкий график, и типография обязана была его придерживаться. Но при таком объеме работы, когда выпускались десятки газет и журналов, это было делом довольно трудным. Часто в последнюю минуту прибегали сотрудники редакции, меняли уже готовые страницы и тем самым тормозили процесс производства. Изо дня в день, каждую неделю возникали большие и малые конфликты, вносящие в работу ритм постоянной лихорадки.
Оскар Освальд жил в этом напряжении вот уже несколько лет: с одной стороны, все время подгоняла типография, с другой — давила редакция. Ответственный секретарь пытался как-то согласовать интересы редакции с требованиями типографии, и ему удавалось это ценой невероятных усилий. Редакторы, словно нарочно, в самый последний день вносили в рукописи исправления и непременно хотели что-то изменить или улучшить именно в тот момент, когда уже начинали медленно раскручиваться колеса печатной машины.
Понедельник и вторник были критическими днями — в это время укомплектовывался номер, завершалось графическое оформление и подбирались самые свежие актуальные новости. В эти дни двери в секретариате не закрывались: приходили и уходили с рукописями редакторы, художник оформлял последние статьи, и Оскар Освальд следил за всем этим хаосом, словно господь во время потопа. Вот тогда он понимал и ощущал всю свою значимость. В то же время Освальд с горечью сознавал, что всего лишь присматривает за чужой славой, в то время как сам остается за кулисами. Он думал, что, в сущности, он ничем не хуже любого редактора «Форума», однако как журналист никак пока себя не проявил и все ждал своего часа. Он умел ждать, когда речь шла о будущем, он привык к этому с детства.
Он сердился на родителей за то, что дали ему такое несуразное имя. Уж если у человека фамилия Освальд, разве можно называть его Оскаром?! Вы только послушайте, как это звучит: Оскар Освальд! Он подозревал, что отец выбрал ему это имя либо в минуту гнева, либо из озорства. А может быть, это было протестом против однообразия жизни, повседневной скуки, безрадостной судьбы? Отец был человеком солидным, на работу ходил в черных нарукавниках, на брюках носил подтяжки и сам с собой играл в домино.
Сколько пришлось ему вытерпеть из-за своего имени, ведь братиславская улица всегда безжалостна! «Эй, парень, как тебя зовут? Осо, Каро или Вальдо? Господи, да как же тебя называть-то?!»
Он был сильным парнем, но в ответ на насмешки лишь молча сжимал кулаки и тем самым снискал уважение. Когда он встречал равного себе сильного противника, он старался, используя лесть, склонить его на свою сторону. Такова мораль братиславской улицы. Со времени его детства многое изменилось, да и сам он изменился, но кое-что из прежнего в нем осталось. «Если хочешь чего-то добиться, борись, завоевывай. Ничто не дается даром. В твоей игре все дозволено, все остальные — твои враги». И так далее.
Он ждал, когда будет решаться вопрос о месте заместителя главного редактора. Это место вполне отвечало его амбициям, его пониманию своей роли. Уважение и авторитет, само собой, никакого крика, никакой нервозности, организатор он крепкий, на него можно положиться. Он просто не знает лучшей кандидатуры. И Освальд стал рисовать в своем блокноте маленькие аккуратные квадратики.