Он выключил проигрыватель и нашел в приемнике тихую, создающую настроение музыку. В пишущую машинку заправил чистый лист бумаги.
Работа для Кароля Крижана была таинством. Праздником. Событием. Он относился к ней с великим уважением и серьезностью. Работа для него была чем-то вроде торжественного банкета, концерта, выпускного вечера. Работа была самой прекрасной обязанностью, которую мог взять на себя человек. Труд надо уважать.
Крижан был братиславчанином, он и родился на Полевой улице. Он рос на ней, когда она была еще окраиной, но с годами город разросся, и улица оказалась почти что в центре. На Полевой улице всегда селились люди несостоятельные, живущие на задворках социального благополучия. Жизнь на Полевой улице была бесконечным и напрасным ожиданием, эта жизнь каждому что-то задолжала. Квартиры здесь были без центрального отопления, с темными лестницами, с общими двориками и общими туалетами. Мальчишки играли на лужайке в футбол, бегали по кладбищу или по Парку медиков, бренчали на гитаре. Сразу же за углом был трактир, который со временем превратился просто в пивную. Ребята иногда, от нечего делать, соберутся на углу в кружок и, потягивая пиво, делятся своими не слишком определенными представлениями о жизни.
— Эх, пацаны! Вот стукнет мне восемнадцать, со мной никто не справится — ни пахан, ни фараоны… Найду себе какую-нибудь бабу… Ага! Буду посиживать себе в «Метропольке» и потягивать сигарету…
Отцы вкалывают. Вечерами разглагольствуют в пивной за кружкой «Будвара». Политика. Женщины. Футбол.
— Оболтусы, мать вашу, учитесь! А не то будете всю жизнь надрываться, как мы… Работа, пиво, постель, работа, пиво, постель… Разве это жизнь?
Отец Кароля не рабочий, он служит в книжном издательстве, но и он ходит по вечерам на пиво. Он тоже принадлежит Полевой улице. — Уважай труд, сопляк! Учись как следует! Иначе всю жизнь будешь копать канавы, как отец Франи. Учись! Учись!
Ребята с Полевой улицы подрастали. Кое-кто из них смылся на Запад, трое-четверо схлопотали срок за воровство или хулиганство, а Кароль Крижан с грехом пополам окончил школу, но в институт его не приняли. Целый год он работал грузчиком, кидал щебенку, песок и шлак и безуспешно пытался доказать свою самостоятельность. Пальцы его загрубели, на ладонях затвердели мозоли. Вечер за вечером он просиживал в «Будваре», и мозг его постепенно тупел.
Отец твердит:
— Так тебе и надо. Надо было учиться. Теперь, по крайней мере, будешь уважать труд.
Через год он опять подал заявление в институт. С грехом пополам его принимают на отделение журналистики, поскольку у отца там оказались знакомые. В него никто не верит, да и он сам себе не верит и долгое время считает свое поступление приятным недоразумением — ведь он все-таки уроженец Полевой улицы, его руки привыкли к лопате и кирке. На отделении он знакомится с Матушем Прокопом и с Даниэлем Ивашкой, приехавшими откуда-то из провинции. Братислава ошеломляет их, но к учебе они относятся серьезно. Он знакомит их с городом, они его — с учебой.
Постепенно он свыкся с мыслью, что станет журналистом. Он обнаружил в себе необычную способность: он умеет терпеливо слушать, задавать умные вопросы и быть отличным собеседником. Однако читает он только то, что его интересует, то, что ему нравится, и совершенно не может подчиняться дисциплине.
Закончив институт и отмотав срок военной службы, он поступил на работу в «Форум» и очень скоро создал себе репутацию интервьюера.
Секрет успеха оказался прост: он представлял себе, что говорит сам с собой. Задает вопрос, на который не знает ответа. Он настойчиво домогается истины, используя чужой мозг, чтобы насытить свой собственный.
Но наперекор всему он так и остался парнишкой с Полевой улицы, упрямым, не признающим никаких авторитетов, не признающим даже главного редактора. Не из-за каких-то личных качеств, а просто потому, что тот был шефом, начальством. На Полевой улице никогда не любили власть, начальство, закон, от них всегда были одни неприятности. Да вот и сейчас: шеф хочет одно, ответственный секретарь — другое, типография — третье, и все ругают, угрожают, стучат кулаком по столу. Крижану все это смешно, он уже давно все это проходил. Он делает то, что хочет, пусть лишают премии, пусть наказывают, пусть хоть увольняют. Он будет делать то, что хочет, пока они не привыкнут к этому. Кароль Крижан свою собственную войну выиграл!
Труд надо уважать!
Он сосредоточился, из-под полуопущенных глаз смотрел на зеленые купы деревьев под окнами, и в его памяти постепенно возник образ писателя, с которым неделю назад он встретился в Доме словацких писателей в Будмерицах. Некоторые журналисты пользовались во время бесед магнитофонами, а потом с пленки обрабатывали материал, Крижан никогда не носил с собой магнитофона, поскольку техника действовала ему на нервы. Он лишь в двух словах набрасывал идею, замечание, типичный жест, у него была отличная память, и он помнил наизусть целые отрывки разговора, мимику, жесты и общую атмосферу.