Заботы Климо Клиштинца он лишь зарегистрировал в памяти — в это он, действительно, не полезет, пусть Клиштинец сам разбирается со своим сыном. А вот с Имрихом Колларом — дело другое, рано или поздно, но он должен его навестить.
Гелена Гекснерова принесла кофе, и одновременно с ней вошел ответственный секретарь. Главный ежедневно встречался с Освальдом, чтобы иметь полное представление о том, как идет выпуск «Форума». Во вторник газета не только печаталась, но одновременно начинали поступать рукописи и для следующего номера.
— Двадцать шестой в типографии, — сказал Освальд. — Кроме репортажа Прокопа. Из типографии уже дважды звонили, мол, где это мы застряли. Старый Габарка с самого утра ругается, обозвал меня тупицей…
Главный невольно улыбнулся и указал рукой на стул, чтобы секретарь сел и успокоился. Он представил себе, как старый Габарка своим визгливым голосом ругает на чем свет стоит «серого кардинала» «Форума». Юлиан Габарка и его постоянное брюзжание были составной частью редакции, как весь казенный инвентарь, он стал своеобразной ее достопримечательностью. Габарка был наборщиком и провел всю свою жизнь в типографии, прошел через все типографские профессии, а теперь, когда газеты стали делать при помощи фотонабора и когда он одной ногой был уже на пенсии, его назначили заведующим производством. Между ним и ответственными секретарями всех газет, которые печатались в Пресс-центре, отношения были всегда напряженными.
— А Прокоп еще не пришел, — продолжал Освальд, и, хотя главный об этом уже слышал, он озабоченно кивнул головой.
— Надеюсь, ты это объяснил Габарке, — Порубан мягко улыбнулся.
Освальд махнул рукой.
— Ничего я ему не объяснил. Он не дал мне и рта раскрыть. Мол, если до десяти не принесу рукопись, он наберет тройку как есть, и что я…
Он не договорил, потому что главный рассмеялся. Ответственный секретарь насупился.
— Не наберет!.. — сказал Порубан миролюбиво.
— Нет, я так больше не могу! — Освальд чуть не плакал. — Человек всю душу вкладывает, а ему…
Главный отхлебнул горячего кофе.
— Когда Прокоп придет, пошли его тут же ко мне. — И, помолчав, спросил: — Ну а что там с двадцать седьмым?
— Репортаж о подпольных стройках готов, — быстро ответил секретарь. — Еще сегодня пошлю его в типографию, пусть Габарка заткнет свою глотку!
Порубан неопределенно кивнул: он читал репортаж, никаких возражений у него не было, и все-таки ему хотелось поговорить с Соней Вавринцовой. О чем?..
Он в задумчивости помешивал кофе и упорно старался понять причину своих сомнений, потом вдруг вспомнил деда Кубицу и комическую ситуацию с крольчатником в его саду, вспомнил, что хотел написать заметку о дачах, построенных нелегально, и подумал, что надо бы посоветоваться об этом с Соней.
— Ладно, — произнес он наконец, — посылай репортаж в типографию и пришли сюда Вавринцову.
Освальд сделал себе отметку.
— У нас готова и четырнадцатая полоса, — продолжал он. — Материал Фердинанда Флигера о детских игровых площадках.
Главный редактор не читал этот материал и снова подумал о том, что его на все не хватает и что очень нужен заместитель.
— Ты его читал? — спросил он секретаря и, когда тот кивнул, сказал: — Положусь на тебя. Отсылай.
— Можешь положиться. Если мы зашлем две полосы, то можно считать, что все идет по графику.
— Так. — Главный сделал паузу. — Еще что-нибудь?
Секретарь колебался.
— Да… Завтра наши редакторы едут в Банскую Каменицу. Просят машину.
Порубан пожал плечами.
— Пусть берут.
— Я уже дал распоряжение шоферу, знаешь, что он мне ответил? Что в прошлый месяц, мол, переработал и теперь требует отгулы. Мы, мол, не оплачиваем ему переработку. Я просматривал путевые листы — он приписывает километраж.
— Пришли его ко мне. Что еще?
— Больше ничего.
Когда ответственный секретарь вышел, Порубан быстро взглянул на часы и вытащил из груды бумаг материал Вавринцовой о подпольных дачах. Он хотел прочитать его еще раз, а потом посоветоваться с Соней, как можно помочь деду Кубице. Он уже пожалел, что связался с этим делом, но и отступить не мог.
Он хорошо знал суть проблемы: шесть тысяч дач построено без разрешения на строительство и лишь малую часть настигли финансовые санкции или решение о ликвидации незаконных построек. Дачи строились в самых заповедных местах, их строил каждый, кто хотел, достаточно было найти знакомых в национальном комитете или занимать какую-нибудь солидную должность. Безнаказанно обходились планы территориальной застройки, землеустроители самовольничали, и никто их не контролировал. Разрешения на строительство выдавались просто по знакомству или за ответную услугу.