— Лишь бы выдержали фильтры, — заметил Хабер. — Да и трубопроводы…
— Это все, — перебил его директор. — Не будем разводить дискуссий. — Он застегнул плащ и захромал к выходу. В дверях он остановился, но не обернулся. — Надо включить в смету замену напорного бака.
Все знали, что это относится к Хаберу, ведь он на каждом совещании предупреждал, что напорный бак отслужил свой век.
Матлоха вышел, за ним двинулись оба начальника цехов и заместитель по экономическим вопросам.
Хабер, оставшийся с Добиашом и Верой в цехе, снял плащ.
— Компромиссы, — бурчал он. — Снизить производство, перекрыть отток, но зато пустить все через фильтры… Бьюсь об заклад… на весь этот проклятый завод, что фильтры не выдержат.
— А что бы вы сделали? — спросил Добиаш, глядя при этом на Веру, которая приглаживала мокрые растрепавшиеся волосы.
— Я-я? — протянул Хабер. — Я бы… — он нерешительно огляделся. — Я же не директор! — он с досады махнул рукой и, перебросив плащ через руку, двинулся куда-то в глубь цеха.
Добиаш подошел к Вере и помимо воли засмотрелся на ее распахнутый плащ, тут же вспомнив, как они были вдвоем возле гудроновых ям и как мокрая Верина блузка прилипала к телу. Вера, словно угадав его мысли, застегнула плащ и надвинула капюшон на взлохмаченные волосы.
— Пошли, — сказала она решительно.
Он попытался улыбнуться:
— Пить кофе?
Но Вера уже вышла во двор, и ее хрупкая стройная фигурка растворилась в густеющем сумраке.
— Выпьешь кофе? — спросил Коллар главного редактора «Форума», когда тот уселся в глубокое продавленное кресло возле окна, удобно вытянув ноги и положив на подлокотники руки.
— С удовольствием, — кивнул Порубан и с упреком подумал, что уже очень давно не сидел он вот так со своим другом, давно не разговаривал и не советовался с ним. С тех пор как Коллар заболел, он у него не был ни разу.
Коллар побрел в кухню. Порубан видел, что он очень рад его приходу. Вот так и бывает, думал он, человек часто ругает свою работу, злится, всем недоволен. А когда вынужден эту работу оставить, так ему не хватает даже того, что еще недавно очень мешало.
Коллар принес кофе и сел напротив Порубана, его морщинистое лицо с выражением жадного интереса напоминало высушенную потрескавшуюся землю, которую давно не смачивал дождь.
— Противная погода, — произнес Порубан помимо своей воли и взглянул в окно, за которым почти ничего нельзя было рассмотреть.
— Да, — согласился Коллар, но, казалось, думает он о чем-то совершенно ином. — Скажи… что нового в редакции?
— Все по-старому, — начал Порубан и осекся, потянулся за чашкой с кофе и стал размешивать сахар. Он знал, что в редакции вовсе не все по-старому. — У меня очень много работы. Меня на все не хватает.
— Я бы с удовольствием вернулся, — прервал его Коллар. — Но врачи… Говорят, что это будет не скоро.
Главный ничего не ответил. Лечащий врач ясно сказал ему, чтобы на Коллара в редакции на рассчитывали.
— Назначь себе кого-нибудь заместителем, — продолжал Коллар. — У тебя там достаточно способных людей.
— Никак не могу решиться, — Порубан отхлебнул горячий кофе, но тут же подумал, что сегодня пьет уже вторую чашку. Надо воздерживаться, иначе он кончит так же, как Коллар.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, глядя с тревогой на беспокойное лицо своего товарища.
— Пока держусь, — осторожно ответил Коллар. — Я еще не совсем здоров. — Он начал мотаться по комнате. — Чувствую себя, как в тюрьме… Ты даже не можешь представить, как мне не хватает редакции… — Он подошел к креслу Порубана и остановился над ним. — Не понимаю, что со мной происходит. Я думал, мне нужен покой, что мне надо от всего отдохнуть… Меня все раздражало, все утомляло… А видишь! Мне не хватает не покоя, а волнений, споров, стычек…
Порубан улыбнулся, глядя снизу на лицо своего больного товарища и думая о том, как этот высокий и громогласный мужчина кидался в страстные споры, как просиживал долгие ночные часы, рассуждая об экономике, политике и отношениях между людьми, стремясь постичь истину.
— У меня слишком много времени, — продолжал Коллар с серьезным выражением лица, — и я стал перебирать свой архив. Нашел там старые газеты, вырезки своих статей… Смотрел на все это, и мне было как-то не по себе… То, что там написано, уже давно перестало быть правдой… Что же осталось от меня? Пожелтевшая бумага! А с каким вдохновением я когда-то писал это! Все выветрилось, как запах увядших цветов. И все-таки… Если бы я мог…