А если даже кто-то чересчур разойдется и примет факты из репортажа слишком близко к сердцу, у Матлохи хватит сил постоять за себя. Ведь он не какой-нибудь сопляк, уж он-то знает, к кому обратиться, кому о себе напомнить, кому позвонить. У него есть заслуги, влияние. Наконец, есть друзья. И он знает, у кого какие слабости. В худшем случае обратится к влиятельным людям, а уж если дело будет совсем плохо, потребует, чтобы журналиста из «Форума» строго наказали.
Он смотрел на далекие горы и чувствовал, как их спокойствие передается и ему. Он снова стал сильным. Он стоял, широко расставив ноги, на своей земле, уверенный в своей правоте, непоколебимый в своей решительности. Он все-такие еще директор!
Он, собственно, был даже благодарен журналисту из «Форума». Тот заставил его встряхнуться, напугал слегка и тем самым мобилизовал. Может быть, он пришел как раз вовремя, может, его приход был своеобразным предупреждением, чтобы он, Матлоха, не был слишком уж уверен в себе, чтобы он наконец взялся за решение проблем, которые так долго откладывал. После посещения журналиста директор и о своих подчиненных узнал больше, чем когда-либо, ярче проявился характер каждого из них.
Вошла секретарша, принесла ароматный кофе и почту. Директор обратил внимание, что сверху положен свежий номер «Форума». Он улыбнулся, хорошее настроение не покидало его. Он отложил газету в сторону и придвинул к себе чашку с кофе, статью он прочитает потом.
Он сделал первый глоток, и тут до его сознания дошли две вещи: во-первых, что в соседней комнате уже собираются его подчиненные на производственное совещание, а во-вторых, что в их поведении было что-то настораживающее. Матлоха снова отхлебнул горячего душистого кофе, но почему-то уже без всякого удовольствия. Он не знал, кто из его сотрудников вошел в кабинет, он не видел его лица, не знал, зачем он вошел. Может быть, что-то изменилось в воздухе, может, кофе на этот раз был не таким вкусным, может быть, просто сработал инстинкт самосохранения, но только вдруг он почувствовал сильное беспокойство. И сразу начала болеть правая нога.
В кабинет без стука вошла секретарша, она никогда раньше этого не делала и, войдя, прислонилась к дверному косяку, мимо нее, словно мимо часового, прошли его заместители, начальники цехов, Вера Околичная и, наконец, Мартин Добиаш. Они толпились возле стола, но не рассаживались. Матлоха тоже встал, он чувствовал, как в кабинете растет напряжение, ему вдруг показалось, что если он сейчас вытянет руку, то наткнется на стену, выросшую между ним и его подчиненными.
— Ну вот, так оно и случилось, — произнес Добиаш, и его голос был необычно спокоен.
Уже в ту минуту, когда все вошли в кабинет, директор понял, что именно произошло. Теперь он поймал себя на мысли, что знал об этом гораздо раньше, еще тогда, когда ранним утром загляделся на эти обманчивые горы. Ему показалось, что комната медленно закружилась и перед глазами замелькали какие-то фигурки, словно на карусели. Он ухватился за край стола.
— Когда? — выдавил он из себя.
— Ночью, — ответил Добиаш, и директору почудилось, что он говорит это с каким-то удовлетворением. — Скорее всего под утро.
— Почему мне никто ничего не сказал? — спросил он, проталкивая слова сквозь онемевшие губы. — Почему я узнаю обо всем в последнюю очередь?
— Это обнаружила только утренняя смена, — отозвался кто-то из собравшихся.
Директор на задеревеневших ногах обошел стол, подошел к двери и сдернул с вешалки плащ.
— Пошли, — пробормотал он через плечо. — По дороге вы мне все объясните.
Солнышко отражалось в лужах на заводском дворе, воздух был чист и свеж, машины монотонно гудели, откуда-то слышался женский смех и мерное жужжание мотора. Все было светлым и ясным. Дым из заводских труб поднимался прямо к небосводу.
Впереди группы шагал директор, полы его плаща хлопали по коленям, словно мокрые крылья. Возле него чуть ли не вприпрыжку шел Добиаш, остальные не поспевали за ними, и им приходилось все время убыстрять шаг.
— Ну, начинай! — бросил директор главному инженеру, даже не повернув головы.
— Работники на центральных маслоотделителях обнаружили ухудшение состава отработанных вод, — зачастил Добиаш, стараясь идти в ногу с директором.
— Ну и что?
— Ну… в отходы попали щелочные вещества. Они превратили масло в эмульсию… в отстойниках… — Он помолчал, переводя дух.
— Каким образом? — перебил его директор, ни на минуту не замедляя шага и устремив взгляд прямо перед собой.