Послушницы Ордена Девы верили, что целительство – это божественное стремление. Благодеяние, совершенное для того, чтобы благосклонность Богини возросла втрое. Хотя она не жила здесь уже много лет, воспоминания об уроках все еще преследовали ее: холодные каменные стены за спиной, жесткие деревянные скамьи под ней, рассыпающиеся богословские рукописи в руках.
«Богиня одарила мир святейшим даром, воплощением своей божественности, – писала святая Джиа, основательница Ордена. – Огромное знание – то, которое без ее света становится холодным. За каждый шаг к пониманию наших непостоянных форм давайте сделаем три шага к пониманию ее Тайны».
Но Рен так и не смогла найти утешение в вере. Здесь целительство было не более чем ежедневной неприятной обязанностью. На прошлой неделе, когда она забралась в постель с болью в каждом суставе от чрезмерного использования магии, старшие сестры сказали, что это не всегда было так ужасно, так хлопотно.
За три столетия войны было несколько периодов тишины, но набожная королева Изабель возобновила военные действия с беспрецедентным рвением, хотя те, кто не участвовал в войне, все еще страдали. Уволенные с честью солдаты, нуждающиеся в лечении хронической боли. Сироты войны, погрязшие в болезнях после ночей, проведенных на холоде. Обычные люди, получившие травмы на работе, но не способные уволиться.
Пока Рен работала, она чувствовала знакомое покалывание на шее. Взгляды. Глаза ее сестер горели – не всегда недоброжелательно, но с одним и тем же вопросом: «Почему ты здесь?»
Вес их мыслей давил на плечи. Возможно, ей показалось, но она была готова поклясться, что они жалели ее. Неудивительно – о ее неудаче уже сообщили в каждой колонке сплетен и таверне города. Теперь она могла только представлять заголовки: «Бумажной королеве Изабель наконец надоело держать бастарда сестры на государственной зарплате».
Рен отогнала горечь и попыталась погрузиться в привычный процесс исцеления. Попыталась получить от него удовольствие, но это была просто бессмысленная изматывающая работа. Она сойдет с ума от этой однообразности, от того, как ее мир сжимался все сильнее и сильнее. Да, она помогала людям. Но что значило лечение подагры одного мужчины или сломанного запястья одной женщины против бесчисленных смертей на войне?
Это было совсем не то, чего она хотела. Она находилась совсем не на своем месте. Она должна была найти след похитителя Байерса. Того, кто может забрать у нее Уну. Даже если Уна выживет и проследит за исчезновениями до самой Весрии, война все равно начнется. Уна снова будет участвовать в битвах – но уже без Рен, которая исцелит ее.
«Несмотря ни на что, – подумала она, – я должна вернуться в армию».
Рен заставила себя улыбнуться пациентке, когда свет Исцеляющего Прикосновения исчез. Вслед за этим нахлынуло оцепенение.
– Вот и все. Вы исцелены.
– Спасибо. – Глаза женщины округлились от удивления. – Я никогда не смогу отплатить вам, сестра.
Прежде чем Рен успела ответить, скрюченные пальцы обхватили ее локоть. Она повернулась и увидела мать Элоизу, нависшую над ней с цепочкой деревянных четок, позвякивающих на шее. Точь-в-точь как помнила Рен, Элоиза выглядела как разъяренный грач, хотя время украло больше цвета у ее волос и сморщило золотисто-коричневую кожу. Когда Рен вновь увидела ее, то почувствовала нечто необъяснимое. Это была женщина, которая вырастила ее, которая обучала ее вместе с другими ученицами. Однако в этом воссоединении не было радости. Только холодное узнавание.
Рен не смогла забыть ее удаляющуюся спину в окне.
Когда Элоиза собрала исцеляющую магию в ладонь, Рен подавила гнев, прежде чем он разгорелся как следует. Она не видела Элоизу всю неделю, и вот она здесь, оценивала ее работу так, словно Рен была новоиспеченной ученицей. Явно удовлетворенная, Элоиза погасила магию и положила одну руку поверх другой на трость.
– Идеально, как и всегда, сестра Рен. – Затем она обратилась к женщине: – Иди с миром.
Как только пациентка выбралась из постели и оказалась вне пределов слышимости, Рен набросилась на старуху:
– Недостаточно идеально. В конце концов, я здесь.