– О, ч-черт… Город, – произнес Коул, пятясь. Повернувшись, он побежал. Кэтц следовала за ним, что-то неразборчиво крича. В дверном косяке справа по ходу возникла выбоина; колкие щепки ожгли щеку.
Открытые двери лифта уже ждали. Кэтц и Коул, нырнув в кабину, распластались по боковым стенам. Еще одна пуля засела возле потолка, в нескольких сантиметрах от головы Коула. «О боже, о черт, ох, ё…» Двери лифта сомкнулись. Со звонким «дзин-нь» снаружи в них возникла вмятина. Наконец сомкнулись и внутренние створки; лифт пошел вниз. Семнадцатый этаж… двенадцатый… восьмой… пятый…
– Останови на втором! – обращаясь к Городу, проорал Коул. – Выпусти нас там, мы лучше по лестнице, а то на первом охрана уже поджидает!
Но лифт миновал второй этаж и остановился на первом. Кэтц и Коул инстинктивно пригнулись; Коул вслепую бабахнула в открывшийся проем. Получилось, ни в кого. Пуля прошла сквозь массивное стекло, оставив за собой окруженное венчиком мелких трещинок отверстие.
Охранник не показывался. Коул следом за Кэтц осторожно выбрался из лифта. Слева, метрах в десяти, лежал на животе тот первый охранник. Возле него – огнетушитель. Ответвление шланга тянулось по ковролину к его лицу, а штуцер…
– Сквозь глаз… – прошипел Коул с отвращением.
В безотчетном порыве он метнулся через холл к офисным дверям и стал их поочередно дергать, пока не нашел ту, которая не заперта, – третья отсюда. Телефон там находился на столике в офисной приемной. Коул ткнул «0» (выход в город), вовремя вспомнив отключить изображение. Чтобы нельзя было вычислить, кто именно звонит.
Подбежала Кэтц:
– Ты что творишь? Нам, блин, ноги уносить надо!
– Вызываю скорую…
Оператор не отвечал. Вместо этого возник голос Города:
– Уходите быстро, Коул. Я пока блокирую их звонки сообщникам, но надолго меня не хватит…
– Здесь люди перекалечены, – высоким от негодования голосом сказал Коул, – им нужна…
– Им нужна смерть, – перебил Город голосом холодным и гулким, как центральная улица в зимнюю ночь. – Чем меньше свидетелей, тем лучше. БЭМ заметет следы таким образом, чтобы в расследовании не всплыла их связь с Гульярдо. Они уберут его, а потом инсценируют, будто убийство произошло где-то в другом месте…
Коул, вне себя от ярости, шарахнул по кнопке связи кулаком. Кэтц, дожидаясь, нервно расхаживала по холлу.
Пружинистой поступью он последовал за ней в машину…
Маски и робы они стянули с себя в нескольких кварталах к югу; Коул отер с лица пот.
– Я от этой резины, наверно, весь потом изойду, – пробурчал он.
Кэтц вела машину в молчании.
– Как ты думаешь, легавые понаедут? – задал вопрос Коул (ему хотелось, чтобы она хоть что-нибудь произнесла, не молчала).
– Нет. Город заблокирует вызов. Да они, думаю, и не захотят их во все это посвящать, пока не избавятся от Гульярдо. Если только он мертв.
– Но он же… – Коулу нестерпимо сводило желудок; он судорожно сглотнул. – Он же, Город, сам сказал мне это… по телефону… скорую не давал вызвать.
Между ними что-то словно незримо пронеслось – нечто, испугавшее их обоих. Невысказанное вслух осознание: Город им солгал.
– Все вышло… не так, как он говорил, – вымолвил наконец Коул.
Тут с неожиданным напором, будто за кого-то заступаясь (хотя и не за себя), Кэтц заметила:
– Слушай, Стью, отлезь от него, а! Он тебе что, Каменный Гость, блин, чтобы со всем управляться? Он тоже вынужден по ходу дела как-то импровизировать. – Впрочем, на тот момент показалось, что Город она выгораживает единственно с тем, чтобы пощадить чувства самого Коула, чтобы он не запаниковал.
– Тогда, с Гульярдо, я не нажимал на курок, – произнес Коул помертвевшим голосом, – Город не должен был…
– Что?! – Она резко обернулась, забыв о дороге. Коул инстинктивно нажал ногой на несуществующие тормоза, когда они пронеслись на красный. На половине перекрестка Кэтц остановила и сдала назад. Улица была почти пуста, лишь несколько размытых фигур маячило за мутным стеклом тускло освещенного бара, расположенного на склоне справа.
– Я не стрелял в него. Не нажимал курка. Город сделал так, что пистолет сработал.
– Тогда, может… – Она перестала сдавать, так как свет сменился на зеленый, и нажала на акселератор; машина резко пошла назад. – Город, ты что!
Кэтц резко дала по тормозам, и машина, дернувшись, встала.
– Алё, у тебя задний ход включен, – напомнил Коул, чуть улыбнувшись. – Ты же махнула за перекресток и стала сдавать…
– Ой! – Кэтц пристыженно улыбнулась и передвинула рычаг, с заметным облегчением убедившись, что машина тронулась вперед. – Да, правда. – Она помедлила, припоминая, о чем шла речь. – Во всяком случае, может, Город просто не знал, что там окажется Гульярдо, и единственным выходом в тех обстоятельствах было его убить. Только… блин, я так и не пойму, чем была вызвана такая необходимость…
Коул поймал себя на том, что сидит абсолютно прямо; спина скована и подрагивает. Он усилием воли заставил себя расслабиться; руки слегка дрожали. Привалившись к дверце, он нажал на кнопку, опускающую стекло; глубоко вдохнул прохладного свежего воздуха.
– Выпить бы сейчас.
– Или, может, – не расслышав, продолжала она, озабоченно прикусив нижнюю губу, – может, ты на самом деле нажал на курок. Ты же не знаешь точно, ну, случайность это была или нет. Просто палец взял и дрогнул…
Коул сосредоточенно нахмурил лоб. Может, и вправду он сам. А Город – нет.
«Что "Heт"»? – с остервенением подумал он.
– В смысле не убивал, – пробормотал он уже вслух, словно обвыкаясь с этим словом.
– Да, уж лучше пообвыкни, – согласилась Кэтц.
– Я не люблю, когда ты читаешь мои мысли, когда я об этом не прошу, – напомнил он тихо.
– Извини. Просто случайно подхватила твои флюиды.
– Да ладно. Все правильно. Конечно. Ерунда.
– Слушай, не срывайся на мне, Стью. Ты же не на меня сейчас злишься.
– Тебе-то откуда, на хер, известно, на кого я злюсь? – Коул осекся, глядя прямо перед собой. – Если ты не считываешь мои мысли.
– Не считываю. Во всяком случае, не могу это делать безостановочно. Я знаю, что ты злишься, потому что знаю тебя. Знаю уже по тому, как ты держишь руки. Будто сам себе в морду собираешься заехать, дурачина. Так что уймись: твой долг, тебе и платить. Не перепихивай его на меня. Я под твоей виной вместе с тобой не подписывалась.
Коула пробила крупная дрожь. Он попытался ее унять, но не смог. Чувствовал, что так и будет трястись, пока от этих толчков не развалится машина. Чувствовал скованность, аж трудно было дышать.
– Выпусти меня, – скомандовал он неожиданно. – Надо кости размять. Увидимся в клубе. Подумать хочу.
Кэтц резко остановила машину.
– Может быть, увидимся в клубе.
Коул выбрался наружу. Она рванула машину с места, не дав ему даже закрыть дверь. Машину накренило на скорости, отчего дверца захлопнулась сама; впечатление было такое, будто и автомобиль сердит на него.
Коул огляделся по сторонам – до него дошло, что он находится в совершенно незнакомом месте.
Он стоял на Полк-стрит. Вдохнул воздуха и, в который раз, вздрогнул. Ночь была холоднее, чем обычно в это время года.
Высокая русоволосая женщина, неброско одетая под офисного работника, инструктировала стайку юных сутенеров.
– Мне по барабану, верите вы этому или нет, – вы должны сами это выяснить. Имейте это в виду. Наш союз – это единственное, что прикроет вас в конечном итоге от шнырей, полиции и прочей швали, которая стремится вас объ'бать. – Точно: представительница профсоюза путан.
Коул удалился за пределы слышимости. Прошел мимо какого-то кабака, на минуту попав в волну теплого воздуха от его вентиляции; пахнуло пивом, вином, стойким табачным духом вкупе с гомоном уютно устроившихся пьянчуг, пытающихся друг друга перекричать.
Миновал открытый в этот полночный час магазин компакт-дисков – островок цветистых огней, сотрясающийся от музыкального рева. Район был почти стопроцентно «голубой» – веселый, жизнерадостный, истекающий смехом и признаками ненавязчивой дружелюбности. Геи принимали в свою среду по большей части кого угодно. Коул и сам захаживал иногда в гей-бары, наблюдал, как мужчины флиртуют с мужчинами, женщины с женщинами, мужчины ласкают мужчин и… Ему нравилось наблюдать ощущение скрытой близости в этих ласках; общая атмосфера раскованности, дух эдакого развеселого бунтарства. Иногда становилось даже стыдновато за свою гетеросексуальность. Он с горечью прикидывал, а не перенаправить ли свой сексуальный огонь, чтобы сходиться вот так же свободно, как эти геи; умеют же, надо отдать им должное.