Венцом безлюдной площадки с негромко урчащим краном было сильно выщербленное строение, сиротливо обнажившее лишенные стен соты некогда величественного памятника архитектуры конца XIX века. Когда-то это была видимая издалека громада, гордость города – вся в лепных херувимах, подпирающих карнизы и узорчатые балюстрады. Солидное здание, залог постоянства хорошего камня и дерева. Ему бы еще стоять и стоять – хоть сотню лет, – если б не алчность одного землеустроителя… В далеком 1891 году архитектор, спроектировавший это здание, гордо покручивал ус над его законченным чертежом. Он не только предвидеть, он и представить себе не мог тот день, когда его массивное, но элегантное детище будет лежать в руинах, варварски разрушенное своим убийцей, бесчувственной машиной.
Но убийца этот, до которого будто вдруг дошла непоправимость содеянного, словно вознамерившись отомстить за убийство, орудием которого явился, включил свои глаза-камеры и вынес тонны убийственных габаритов за пределы стройплощадки, на нелюдную боковую улицу.
Он пробудился без помощи своего программиста и без его команды целенаправленно двинулся по лабиринту городских улиц, сея панику среди встречного транспорта и предупредительно помаргивая сигнальными фонарями.
Всё и вся перед ним испуганно шарахалось в стороны, предпочитая не задавать глупых вопросов.
От цели экскаватор отделяло всего шесть кварталов: новое офисное здание в виде наложенных друг на друга шестиугольников, с прозрачными соединительными позвонками эскалаторов и лифтов. Зеркальный пластик окон, стены из хромалюминия с декоративной подсветкой снаружи. На втором этаже матово поблескивающего строения разгоряченно спорили трое мужчин и две женщины.
Один из спорящих, Лу Пальоне, то и дело громко хлопал ладонью по столу, подчеркивая значимость своих слов:
– Мне все равно (хлоп!); пусть этот человек считает себя крестным отцом хоть всего Западного полушария (хлоп!). Но он все равно обязан поступать (хлоп!) согласно (хлоп!) устоявшимся (хлоп!) понятиям (хлоп!). – Он выпрямился, сунув руки в карманы твидовых брюк, довольный, что привлек всеобщее внимание. Из всех присутствующих вид у него был, пожалуй, наименее приглядный: узкоплечий, оплывший, лысый, в толстых очках, типичный зануда, учитель старших классов – и, тем не менее, все взирали на него, уважительно притихнув.
– Так вот, – продолжал Пальоне, почесав мочку уха. – Вам это может показаться мелочью, но для меня это отнюдь не мелочь; наоборот! Господин Руф Роскоу уведомил, что сообщит результаты местным филиалам сразу после собрания, минута в минуту. А с теми, кто, вроде нас, расположен в соседнем часовом поясе, он обычно связывается в реальном времени. Да! Я уж не говорю о том, что у каждого из нас есть и личный распорядок! И вот он просто плюет на собственные инструкции… – Пальоне указал на экран, который был одновременно крышкой стола, за которым сейчас восседали пятеро директоров «Сансет Оперэйшнз Вест», головной конторы синдиката, ответственного за сбор банковской информации в Фениксе.
Женщина с циничным взглядом голубых глаз и вытянутым аристократичным лицом, бросив взгляд из-под затейливого блондинистого парика, поджала тонкие губы.
– Хочу вам напомнить, Лу, – заметила она, – что Руф Роскоу всегда сдерживал свои обещания. Такое происходит впервые… Да и собрание было действительно важным. Кидать без причины – это на него не похоже. К тому же сам факт, что у них молчит все здание: уж, по крайней мере, он мог дать инструкции своим секретарям. Но он даже этого не сделал.
Пальоне нахмурился и кивнул на безмолвно-серый экран.
– Вы хотите сказать, у них там что-то произошло?
Слово «произошло» можно было произнести по-разному. В интонации Пальоне оно означало: «На него совершено нападение».
– Тут с недавних пор истории разные, всякие странные происшествия, – подал голос молодой человек. – Я, э-э… особо в эти слухи не верил. Но в последнее время… Я начинаю…
Он издал странный звук (будто его душили) и вытаращенными глазами вперился в затемненный квадрат окна за спиной у Пальоне.
Тот тоже обернулся к окну:
– Что? Кто?
Тонированное стекло было настроено на полупрозрачность, но любой достаточно крупный и близкий предмет был различим в виде силуэта.
– Просто тень какая-то, – раздраженно бросила женщина и отвернулась от окна.
Но Пальоне продолжал неотрывно смотреть. С каждым мгновением силуэт становился все крупнее: чудовищные очертания ребристого великана с круглым кулачищем. Молодой человек, вскочив, подбежал к окну и с помощью пульта настроил его на прозрачность.
Местным крестным отцом Пальоне так и не стал, потому что не всегда слушал свой внутренний голос. Замаха гигантского шара он тоже не увидел, так как уже несся по холлу к эскалатору.
А вот молодой человек и остальные замах увидели, поэтому у них осталось время на предсмертный крик, у каждого свой.
Предмет оказался слишком неожиданно и близко (какой огромный!), чтобы они узнали в нем ядро, даром что оно резко вычерчивалось на фоне пляшущего отражения городских огней. Для четырех остававшихся в комнате это был просто гигантских размеров болид, несущий смерть. Не успели они сделать вдох для второго крика, как комната лопнула: куски стекла с хромалюминием, кровь и кусочки плоти дождем посыпались на небесно-синий ковролин офиса этажом ниже.
Пальоне с неработающего эскалатора (ночью он не работал, поэтому приходилось нестись через три ступеньки) прыгнул прямо на вымощенный плиткой навес гаража. Запнулся, упал; в этот момент земля содрогнулась, и вокруг начали дождем сыпаться смертоносные обломки. Ни один прямо в него не угодил; Пальоне поднялся, в истерике выдавив из себя что-то вроде: «А-а-ак, а-а-ау!»
Экскаватор разносил здание на части с угрюмой методичностью. Ядро с магнитным датчиком метко расхлестывало угловые стыки и крепежные скобы, грамотно, с какой-то задумчивой осмысленностью сокрушая строение. Наиболее упорные участки здания подвергались действию резонансных волн, исходящих непосредственно от ядра; избирательно воздействуя, они размягчали для ударов несущий каркас. Минут через пятнадцать многомиллионная, всего четыре месяца простоявшая конструкция сложилась внутрь себя и рухнула как карточный домик. Город эхом вторил грохоту обвала.
Один из бригады пожарных, зачарованно наблюдавший за картиной из припаркованного фургона, задумчиво присвистнул. Его напарник ответил улыбкой, в которой читалось смутное удовлетворение.
– Прямо как в моем недавнем сне, – поделился он. – Забавно…
– Слушай, и мне то же самое снилось!
Пожарный фургон, один из «солдат» бликующей армады разнообразной техники, съехавшейся по тревоге к взбесившемуся экскаватору, оказался припаркован под углом к остальным. Мотор заглушён, фары не горят, за рулем никого. Как вдруг машина ни с того ни с сего завелась и повернула на середину улицы, под крики сидящих на борту пожарных. На всем ходу она устремилась за улепетывавшим по тротуару человеком – маленьким, с растрепанным венчиком волос над потной лысиной. «А-ау, а-ак!» – оглянувшись через плечо, успел он вякнуть из-под бампера. Вот так и не стало дона Пальоне. После чего робот-экскаватор тут же успокоился, пожарный фургон мирно остановился у обочины, а коллективный разум Феникса снова впал в дремоту.
Сотни тысяч человек – кто во сне, кто грезя наяву перед телевизором – хмыкнули с удовлетворением. Спроси их, они бы даже не сумели объяснить, откуда это ощущение гордости. Но оно, несомненно, присутствовало. А гнездилище паразитов было разрушено.
Феникс со своей задачей справился.
Примерно то же произошло в Чикаго… и в Сакраменто… в Портленде, Сиэтле, Бойсе…
… По Манхэттену в бронированном лимузине мчалась группа мрачнолицых мужчин. В броне этой оказалось мало толку, когда машина необъяснимо взяла собственный курс и на скорости сто сорок промахнула через тоннель Линкольна (что совсем не соответствовало нужному направлению), полностью игнорируя отчаянные старания перепуганного шофера. Как раз на противоположной стороне тоннеля, в более просторном и менее людном месте, они и встретились лоб в лоб с другим лимузином. Как описывал потом один из свидетелей, столкновение было поистине «живописным».