— Могли бы просто отравить воздух, — сказала Кобра.
— Пробовали, но мятежники живут в герметичных помещениях и готовы к этим выходкам. А также к заминированным подаркам и отравленной воде и пищи.
— Да уж, жизнь здесь не сахар, — покачала головой Наташа. — А мы что будем делать, Жень?
— Когда? — непонимающе спросил я.
— Ну, когда дойдём к ним.
— Надо дойти сперва, чего загадывать или ты про глобальную задачу? — уточнил я. Когда я проснулся на смену Арнольду, то обнаружил Наташу в своих объятиях хотя совершенно не помню, когда успел. Она лежала рядом вся такая тёплая мягкая и соблазнительная, что я с большим трудом сдержался и не трахнул её прямо там на ящике. Удержало меня только что-то бормотавшее лицо папаши Каца с закрытыми глазами, находящиеся на соседнем ящике в трёх метрах от нас.
— Да, есть какие-нибудь мысли? — кивнула Наташа.
— Пффф… Даже не знаю. Надо поговорить с людьми, понять, что здесь происходит. А так я бы хотел спуститься на поверхность куда-нибудь на Остров или в Центр. Возможно, в Вавилон.
— Да, да! Вавилон! — оживилась Кобра и Наташа согласно закивала. Папаша Кац что-то прикидывал в уме, наверняка уже видел себя главным знахарем у Горца.
— Неплохая мысль, — согласился знахарь.
— Вы помните, что я говорила? Отсюда ещё никто не улетал, — напомнила Иштар.
— Мы попробуем. Пора, пошли!
До разбитого космического корабля визуально было не больше двух километров, но, чтобы достичь его, понадобилось несколько часов. Очень хорошо, что нас удержала Иштар от ночных прогулок. Пройдя буквально два ангара, мы чуть не вляпались в небольшое озеро какой-то ядовитой дряни. Сине-зелёная вязкая жидкость булькала на поверхности, разлившись широкой лужей и преграждала дорогу. Ближе, чем на два метра мы к ней не подходили, ко всему прочему над ней курился едкий синеватый дымок. Рядом валялись несколько пустых и разорванных бочек, повреждённых взрывом. Чем дальше, тем размер катастрофы только увеличивался. Хорошо, что «Скиталец» появился одной лишь носовой частью под куполом. Если бы он весь материализовался над платформой, то пройти нам бы здесь точно не удалось. Нам всё чаще стали попадаться разрушенные ангары. Мы довольно тщательно обыскивали их, но увы для нас там не нашлось ничего интересного. В основном в них хранилось топливо и запчасти для машин и роботов. Ни оружия, ни продовольствия. Последнее нас все быстрее гнало к кораблю. На нём, возможно, осталось что-нибудь съестное. Припасы, что вынес Арнольд из тюрьмы, закончились утром. Живчика ещё хватало на несколько дней. Чем ближе мы подбирались к кораблю, тем чернее вокруг нас становилось. В ста метрах от самого корабля под ногами нас ждало спёкшиеся в стекло покрытие. Страшно представить, что здесь творилось, какие здесь бушевали температуры.
— Да чтоб тебя! — папаша Кац шёл за Коброй и замечтался, рассматривая её гибкий стан в комбинезоне. Я обернулся и увидел, как он пытается снять ботинок. Кобра бросилась ему помогать. — Оступился и наступил в кислоту! Как только платформа не растворилась до сих пор!
— Покрытие платформы выдерживает ещё не то, — пояснила Иштар.
— Ботинок жалко, как я дальше пойду? — запричитал папаша Кац.
— Давайте я его донесу до корабля, — пробасил Арнольд.
— Давайте, — быстро согласился учёный. — Только что это даст?
— Может там есть ботинки или даже скафандр, Изя, — сказала Наташа.
— Наверняка уже всё спёрли, — покачала головой Иштар. — Здесь с этим быстро. Можно примотать к ноге что-нибудь. Не замёрзнет.
— Себе и приматывай, — раздражённо бросил папаша Кац, — Вы хотите, чтобы над Кацом весь Улей смеялся? Это уже дискриминация. Антисемитизм!
— Старичок, успокойся, найдём мы тебе новые калоши, — Наташа, улыбаясь попробовала успокоить начинающего закипать знахаря.
— Что вы меня успокаиваете! — возмущённо воскликнул папаша Кац. — Я не могу ходить в калошах, как ты выражаешься. И приматывать на ногу тоже ничего не собираюсь! Вы вообще понимаете, кому предлагает подобное? — Он обвёл нас уничижительным взглядом. — Меня сам Ландау на коленках нянчил!
Последний аргумент просто убил всех. Все, кто знали о знаменитом физике начали смеяться. Я улыбнулся вместе с ними, не имея чести знать о ком глаголет папаша Кац, так как покинул тот бренный мир немного раньше. И, к сожалению, физически не мог лицезреть как Ландау тискает сидящего на коленках розовощёкого карапуза Изю. Но характер, я уверен, у Изи был уже тогда невозможным. Папаша Кац набрал воздуха в лёгкие и уже хотел повергнуть нас на землю тем, что был лично знаком с Эйнштейном, как на его плечо метнулась разноцветная тень. Раздался звук словно кто-то ударил деревянной ложкой по лбу, и мы услышали знакомый голос.