— О-о, — Вечный заулыбался. — Я полагал, ты и сам уже догадался. На самом деле ты прошел все испытания идеально, так что я всего лишь хотел посмотреть на твою реакцию. На то, совершишь ты глупость или нет. Ты не злился, не возмущался, не требовал справедливости. Ты выбрал то единственное, что было важно для меня, и надавил на это.
— То есть моя реакция вас устроила. А если бы нет?
Вечный пожал плечами:
— Тогда бы я тебя убил.
Глава 6
Полтора года.
Пять стран.
Семь новых союзников.
Десять бесценных старинных артефактов и сотни новых заклинаний.
И восемнадцать вычеркнутых имен из Серого списка. Пока что восемнадцать…
Арон достал из седельной сумки небольшой холщовый мешок и открыл, задумчиво глядя на перстень, который он снял с пальца внучатого племянника Неркаса — убивать его было особенно приятно. Глядя на цепочки и на серьги, все еще местами покрытые ржавчиной высохшей крови, глядя на зачарованные амулеты, ни один из которых не смог помочь своим владельцам. Потом Арон достал второй мешок, звякнувший стеклом, размером намного больше первого. К сожалению, не все владельцы вычеркнутых имен носили украшения. Таким скромникам Арон отрезал мизинцы и хранил их в склянках с бальзамирующим раствором.
Уголки губ Арона приподнялись в улыбке — еще несколько лет, и его дар для Мины будет готов. Аларик Неркас оказался весьма любезен — посылал охотиться на Арона в основном тех, кто был в Сером списке. Если так пойдет и дальше, то половину имен можно будет вычеркнуть еще до возвращения в империю. Что забавно, сам Неркас ни разу не появился, пытаясь избавиться от проблемы чужими руками. Неужели боялся?
Вернув оба мешка на место, Арон с усталым вздохом прислонился к каменной стене и прикрыл глаза. Здесь, в лесах на границе между княжеством Дестир и империей Террун, было много подобных развалин — руин заброшенных замков. Они давали защиту от моросящего дождя и ветра, а большего от них и не требовалось. Конечно, Арон мог бы поставить щиты от непогоды в любом месте, но это означало напрасный расход резерва. Хватит и того, что он уже третий день тратил его на своего вороного…
Неподалеку раздалось звяканье сбруи и Арон открыл глаза. Конь пытался дотянуться до пучка жухлой травы, сохранившейся здесь с осени, — как будто ему все еще нужно было питание. Похоже, конь так и не понял, что умер и был возвращен из мертвых магией. А без жертвоприношения, дающего энергию, поддержание псевдожизни требовало постоянного расхода Силы.
Арон лениво шевельнул пальцами, и мертвый конь замер.
Последние дни, несмотря на удачное путешествие, несмотря на добытый Ароном гримуар, написанный самим Первым Императором, несмотря на три новых имени, только неделю как вычеркнутые из Серого списка, молодого мага мучило дурное предчувствие. Самое поганое в этом предчувствии было то, что внутренний голос не давал никаких деталей того, что должно было случиться. Опасность ощущалась повсюду, равномерная и тягучая.
Деревня была большой, цветущей, богатой. Расположенная на самой границе империи, она обещала в скором времени превратиться в такой же цветущий и богатый городок. Была здесь и просторная торговая площадь, сейчас пустая, и храм Солнечного, и таверна с комнатами для гостей…
В зале таверны было почти пусто, только два путника в запылившихся плащах и Арон. Подавальщица, принесшая еду, была молодой и хорошенькой — что нечасто случалось в таких местах — но прическа ее показалась Арону странной — девушка начесала волосы так, что они закрывали почти половину ее лица, а не заплела в более практичную косу.
— Эй, красавица, что ты там прячешь? — Арон протянул руку отодвинуть ее волосы в сторону. Девушка отскочила назад, на лице отобразились испуг и возмущение, но он успел увидеть: вся левая сторона ее лица была покрыта уродливыми коричневыми буграми. Это могло быть последствием проклятия, болезни или яда, но что бы ни послужило причиной, выглядели бугры отвратительно.
Девушка торопливо вернула волосы на место, в глазах ее блеснули слезы стыда и унижения — и Арона кольнула жалость. На что могла быть похожа жизнь, омраченная таким уродством? И было ли в такой жизни хоть что-то кроме чужих насмешек и жестокости?