Не знаю, как и почему пришла игра, но у виновницы всех смертей и злодеяний есть имя — Цеметра. И я приложу все усилия, чтобы уничтожить эту тварь до того, как вернусь домой и найду в шкафу своих родителей. Не удивлюсь, если поборники специально не убирают тела, чтобы новички во всей красе увидели, что на самом деле представляет собой полуголая красотка с пафосными речами о добре и зле. Во снах эта мразь одна, а в реале — совсем другая. И чтобы не пыталась показать и доказать, никакие зверства «Последнего Рубежа» не сравнятся с ее проделками. И об этом должен помнить каждый, кто с охотой внемлет гнили из змеиной пасти.
— Захар! — позвала эльфийка. — Идешь?
До хруста сжал кулаки, стиснул зубы и быстрым шагом покинул дом. Это надо остановить. Любой ценой. Но если бы знал, с чем вскоре предстоит столкнуться, от боевого запала не осталось бы ни следа.
***
В поисках цели вышли на центральную улицу, вполне разумно рассудив, что посреди деревни уж точно наткнемся на что-нибудь полезное. Где ж этому полезному еще быть, как не в самом сердце локации, однако сколько ни шлепали по асфальту, находили только лужи, грязь и мрак. Но ничего, похожего на разруху и разбой — вполне себе мирное заброшенное поселение, деревня-призрак без каких-либо намеков на вторжение монстров. Но что тогда загнало стариков в шкаф и принудило сидеть там до голодной смерти?
— Где эта гребаная капсула? — Смузи снял шляпу — с полей текло так, что мутные водопады застилали взор.
— Черт знает, — Саяна повертела головой. — Обычно рядом трутся мобы, но в деревне вообще никого нет.
— Что странно, — с опаской произнесла Малири, не сводя взгляда с окутанных мраком домов. — Прихвостни Цеметры обожают падаль. Для них тут шведский стол накрыли, а они спят.
В сердце словно кольнули маленькой ледяной иглой. Я сбился с шага и замер прямо посреди улицы. Внезапная догадка нагнала такого страха, что лапы одеревенели, дыхание перехватило, глаза защипало, а халат раздулся от вставшей дыбом шерсти. Нестепримо захотелось рвануть к ближайшей постройке, закрыть все окна, двери и не высовываться наружу до самого утра. А лучше — до полудня.
— Ты чего? — спутники сразу заметили мой ступор, несмотря на шелест капель в кустах и дребезжание по крышам. Просто мой посох — единственный источник света в подступившей ночи, и стоило оказаться вне тусклого огня, как нервозность накатила и на товарищей.
— Они спят, — дрогнувшим голосом повторил слова подруги.
— Кто спят? — не сразу поняла она.
— Мобы. Забыли, что ли? У некоторых есть фазы — дневная... — судорожно сглотнул, — и ночная.
Соратники не сговариваясь встали кругом и сощурились, но рассмотреть что-либо дальше нескольких метров не представлялось возможным. Стоило только вспомнить о ночных чудовищах, как монотонный шум дождя наполнился скрежетами, треском и гулкими вздохами, будто кто-то тяжелый и неповоротливый вышагивал вдоль заборов, топтал сломанные ветром прутья и задевал плечами доски. Может, воображение разыгралось. Может, не только.
— Да ладно вам ссать! — со злостью произнес лидер. — Капсула всего пятого уровня. Нашли, чего бояться.
— А в прошлый раз была всего восьмого, — ответил Панцу, который после пережитого выглядел мрачнее нависших над нами туч.
— И че теперь? Назад двигаем или ждем до утра?
Могу лишь догадываться, какое решение принял бы отряд, но тут случилось то, что еще долго будет являться в кошмарах. Вдоль обочин загорелись фонари — и уж не знаю, каким чудом уцелели сети и кто вырабатывал ток, но лампы вспыхнули строго по расписанию. Яркие снопы озарили подошедшую с двух сторон толпу — спереди и сзади мерно колыхалось море людей, вот только живым я бы его не назвал.
Мужчины и женщины, старики и молодежь, всего сотни полторы, не меньше. Кожа посерела, как асфальт, из глаз сочилась смола, на шеях и висках вздулись крупные — с желудь — гнойники. И что самое жуткое — сканер их видел, но не мог определить статы и характеристики, выдавая белиберду из символов и букв. Так что это за существа? Люди? Мобы? Нечто среднее? Или ни то, ни другое?
Они вели себя, как тихие слепые зомби, но стоило загореться лампам, все разом запрокинули головы, раззявили рты и взревели. Но в том реве не слышалась звериная ярость, зато отчаяния, смятения и боли — хоть отбавляй. Существа протянули руки и спешно заковыляли к нам, выглядя так, словно хотели не разорвать в клочья, а ухватиться, как за последние нити, связывающие их с реальным миром.