Старый Ученду очень встревожился, увидев, что Оконкво поддался отчаянью. Ученду решил поговорить с ним после того, как будет выполнен обряд иса-ифи.
Амикву, младший из пяти сыновей Ученду, брал в дом новую жену. Уже был уплачен выкуп за невесту, уже были совершены все обряды, кроме последнего. За два месяца до приезда Оконкво в Мбанту сын Ученду и его близкие отвезли пальмовое вино родственникам невесты. Теперь наступило время для последнего обряда — исповеди.
Дома собрались все дочери старого Ученду; некоторым из них пришлось проделать немалый путь из далеких деревень, где они теперь жили. Старшая дочь пришла из Ободо, находившейся в полудне ходьбы от Мбанты. Здесь же были и дочери братьев Ученду. Вся семья была в полном сборе, — вот так же соберутся они вместе, когда в семью придет смерть. Всего их было двадцать два.
Женщины уселись широким кругом на землю, в середине круга сидела невеста, в правой руке она держала курицу. Возле нее занял место Ученду с родовым жезлом предков. Все остальные мужчины деревни стояли вне круга, наблюдая за церемонией. Наблюдали и их жены. Был вечер, солнце готовилось скрыться за горизонтом.
Вопросы задавала Ньиде — старшая дочь Ученду.
— Помни, — начала она, — не скажешь правды, не миновать тебе при родах страданий, а то и смерти. Сколько мужчин лежало с тобой с тех пор, как мой брат впервые изъявил желание жениться на тебе?
— Ни одного, — просто ответила невеста.
— Говори правду, — убеждали ее женщины.
— Ни одного? — спросила Ньиде.
— Ни одного, — ответила невеста.
— Поклянись на жезле моих предков, — сказал Ученду.
— Клянусь, — сказала она.
Тогда Ученду взял у невесты курицу, отрубил ей голову и пролил несколько капель крови на родовой жезл.
С этого дня Амикву взял молодую невесту в свою хижину, и она стала его женой. Дочери Ученду не сразу вернулись в свои деревни — еще несколько дней провели они в Мбанте со своими родными.
А на следующий день Ученду призвал к себе всех своих сыновей и дочерей, а также своего племянника Оконкво. Мужчины принесли с собой козьи шкуры и уселись на них, расстелив на полу, а женщины устроились на земляной приступочке, покрытой циновкой из волокон сизаля. Ученду осторожно подергивал свою седую бородку и скрежетал зубами. Но вот он заговорил, спокойно, не торопясь, тщательно подбирая слова.
— В первую очередь я желаю говорить с Оконкво. Но я хочу, чтобы и вы все послушали то, что я скажу. Я старик, а вы все еще дети. И я знаю жизнь лучше, чем любой из вас. Если найдется среди вас хоть один, кто знает ее лучше меня, пусть говорит.
Оп сделал паузу, но никто не проронил ни слова.
— Почему Оконкво живет теперь с нами? Ведь это не его клан. Мы всего лишь приходимся ему родней по матери. Он не здешний. Он изгнанник, обреченный жить семь лет на чужбине. Горе окончательно сломило его. Но мне хотелось бы задать ему один вопрос. Можешь ли ты объяснить мне, Оконкво, почему одним из самых распространенных имен, что мы даем нашим детям, стало Ннека, что означает «Мать превыше всего»? Все мы знаем, что глава семьи — мужчина, а жены подчинены ему и только выполняют его волю. Ребенок принадлежит отцу и его семье, а не матери и ее семье. Мужчина принадлежит родине своего отца, а не родине своей матери. И все же мы говорим: «Ннека» — «Мать превыше всего». Почему бы это?
Все молчали.
Я хочу, чтобы Оконкво ответил мне.
— Я не знаю, как на это ответить, — сказал Оконкво.
— Не знаешь, как ответить? Вот видишь, я же говорил, что ты еще ребенок. У тебя много жен и много детей — больше, чем у меня. Ты большой человек в своем клане. И все же ты ребенок, передо мной ты ребенок. Слушай же внимательно, что я тебе скажу. Но прежде я хочу задать тебе еще один вопрос. Почему, когда умирает женщипа, ее везут на родину и хоронят среди ее родных и близких? Ее не хоронят среди родных и близких мужа. Почему? Твою мать привезли домой, ко мне, и похоронили среди моих родных. Почему?
Оконкво помотал головой.
— Он и этого не знает, — сказал Ученду, — и все же он полон печали и горя оттого, что вынужден прожить несколько лет на родине своей матери.
Ученду невесело рассмеялся и повернулся к сыновьям и дочерям.
— А вы? Можете ли вы ответить на мой вопрос?
Все они тоже помотали головами.
— Тогда слушайте меня, — сказал старик и откашлялся. — Верно, что ребенок принадлежит отцу. Но если отец бьет своего ребенка, дитя ищет защиты в хижине матери. Пока все в жизни идет хорошо и гладко, мужчина принадлежит родине своего отца. Но когда к мужчине приходит беда и на сердце его ложится печаль — он ищет прибежище на родине своей матери. Там от всех бед его охраняет мать. Она похоронена там. Вот почему мы считаем, что мать — превыше всего. Правильно ли ты поступаешь, Оконкво, показывая матери лицо, полное скорби, и отвергая утешения? Будь осторожен, не то ты рассердишь покойную. Твой долг — нести утешение своим женам и детям и по прошествии семи лет увезти их обратно на родину. Но если ты позволишь печали согнуть тебя и убить, им придется кончить жизнь в изгнании.
После длительного молчания он заговорил опять.
— Вот теперь твоя родня, — он обвел рукой своих сыновей и дочерей. — Ты, верно, думаешь, что ты — величайший страдалец на земле. А знаешь ли ты, что люди иногда проводят в изгнании всю жизнь? Знаешь ли ты, что люди иногда теряют весь свой ямс, а бывает что и детей? Когда-то у меня было шесть жен. Теперь у меня нет ни одной, если не считать вон той несмышленой девчонки. А знаешь ли ты, скольких детей я похоронил — детей, которых породил в расцвете молодости и сил? Двадцать два. Я не повесился, я до сих пор живу на свете. Если ты считаешь себя величайшим страдальцем на земле, спроси у моей дочери Акуэни — скольких близнецов она родила и выбросила в заросли? Неужели ты никогда не слыхал песню, которую поют, когда умирает женщина?
Больше мне сказать нечего…
Глава пятнадцатая
На втором году изгнания Оконкво навестил его друг Обиерика. Он привел с собой двух юношей, и каждый из них нес на голове тяжелый мешок. Оконкво помог им опустить на землю ношу. Сомнений быть не могло — мешки были доверху наполнены раковинами каури.
Оконкво был неизмеримо счастлив видеть у себя друга. Немало обрадовались этому и его жены и дети, а также двоюродные братья и их жены, когда он созвал их к себе и сообщил, какой гость пожаловал в его дом.
— Тебе следует отвести его к отцу поздороваться, — сказал Оконкво один из братьев.
— Конечно, — ответил Оконкво. — Мы прямо сейчас к нему и пойдем.
Но прежде чем уйти, он шепнул несколько слов своей первой жене. Та утвердительно кивнула в ответ, и не прошло и минуты после их ухода, как ребятишки кинулись ловить петуха.
Кто-то из внучат уже сказал Ученду, что в дом Оконкво вошли три неизвестных человека. Поэтому он ждал их. Как только гости переступили порог его оби. он протянул им руки и, поздоровавшись, осведомился у Оконкво, кто они такие.
— Это Обиерика, мой большой друг. Я рассказывал тебе о нем.
— Верно, — произнес Ученду, поворачиваясь к Обиерике. — Мой сын рассказывал мне о тебе, и я счастлив видеть тебя в моем доме. Я знал твоего отца, Ивеку. Он был великий человек. У него было здесь много друзей, и он часто навещал их. Это было в те добрые времена, когда мужчина имел друзей в самых дальних кланах. Нынешнему поколению уже не дано этого знать. Вы ютитесь по своим домам и боитесь даже своего ближайшего соседа. Даже родина матери стала для вас чужбиной. — Он покосился на Оконкво. — Я старик и люблю иногда поболтать. Ни на что другое я уже не гожусь.
Он с трудом поднялся, вышел в соседнюю комнату и вернулся с орехом кола.