– Прости, что спрашиваю, – сказал он, – но кто ты такой будешь?
Он был как минимум на две головы ниже меня. Лицо широкое, улыбка от уха до уха, а глаза раскосые, как у азиата. Если собрать воедино все шаблонные представления жителей Осло о том, как должен выглядеть саам, то получится портрет представшего передо мной человека.
– Я приехал на автобусе, – ответил я.
– Я видел. Я Маттис.
– Маттис, – повторил я медленно, чтобы выиграть несколько секунд и найти ответ на его следующий неизбежный вопрос.
– А ты кто?
– Ульф, – сказал я.
Это имя ничуть не хуже всех остальных.
– И что тебе надо в Косунде?
– Приехал погостить, – ответил я, кивнув в сторону поселка.
– К кому же ты приехал?
Я пожал плечами:
– Ни к кому.
– Ты из отдела по надзору за охотой или проповедник?
Мне было неизвестно, как выглядят сотрудники отдела по надзору за соблюдением правил охоты, но я отрицательно покачал головой и провел рукой по своим длинным, как у хиппи, волосам. Наверное, стоит подстричься. Буду меньше бросаться в глаза.
– Прости, что спрашиваю, – снова заговорил он, – но кто же ты тогда?
– Охотник, – сказал я, скорее всего из-за упоминания отдела по надзору за охотой, хотя в этом утверждении было столько же правды, сколько и лжи.
– Вот как? Будешь здесь охотиться, Ульф?
– Похоже, это хорошая местность для охоты.
– Да, но ты приехал на неделю раньше, чем надо: охотничий сезон начинается пятнадцатого августа.
– А гостиница здесь есть?
Саам громко рассмеялся. Он харкнул и выплюнул коричневый комок – надо полагать, жевательный табак или что-то подобное. Комок упал на землю с громким хлопком.
– Пансион? – продолжал спрашивать я.
Он отрицательно покачал головой.
– Кемпинг? Комнаты в аренду?
На телеграфном столбе за его спиной висело объявление о концерте какой-то группы в Альте. Значит, этот город не так уж далеко отсюда. Возможно, мне стоило доехать на автобусе до Альты.
– А как насчет тебя, Маттис? – сказал я и прибил комара, укусившего меня в лоб. – У тебя не найдется кровати, которую я мог бы одолжить на ночь?
– Я сжег кровать в печке в мае. Май у нас выдался холодный.
– Диван? Матрас?
– Матрас? – Он махнул рукой в сторону поросшей вереском равнины.
– Спасибо, но я люблю, чтобы были потолок и стены. Посмотрим, может, найду пустую собачью конуру. Спокойной ночи.
Я зашагал в сторону поселка.
– Единственная собачья конура в Косунде – вон там! – прокричал Маттис как-то жалобно, понизив голос.
Я повернулся. Его палец указывал на дом, стоящий на краю поселка.
– Церковь?
Он кивнул.
– Ее не запирают на ночь?
Маттис склонил голову на плечо:
– Знаешь, почему в Косунде никто не ворует? Потому что здесь нечего украсть, кроме оленей.
Этот маленький полный человек на удивление грациозно перепрыгнул через канаву и поплелся по вереску на запад. Моими ориентирами были солнце, находившееся на севере, и церковь – по утверждению моего деда, в любом конце света церкви строят башней на запад. Я прикрыл глаза от света и посмотрел на землю, лежащую перед Маттисом. Куда, черт возьми, он идет?
Может быть, оттого, что ярко светило солнце, хотя на самом деле была середина ночи и стояла звенящая тишина, поселок казался странным и заброшенным. Создавалось впечатление, что дома построены на скорую руку, без внимания и любви. Не то чтобы они выглядели непрочными, но они были больше похожи на крышу над головой, чем на дом. Практичные, не требующие особого ухода, но хорошо защищающие от непогоды, с раздолбанными машинами без номеров в садиках, которые были не настоящими садиками, а просто огороженными участками земли с растущими на них вереском и березками. Детские коляски, но никаких игрушек. Всего в нескольких домах на окнах висели занавески или плотные шторы, в остальных голые стекла отражали солнце, не позволяя разглядеть, что находится внутри помещения. Как солнцезащитные очки на глазах человека, не желающего, чтобы ему лезли в душу.
Церковь и в самом деле оказалась не заперта, хотя дверь разбухла и открывалась не так легко, как в других церквях, где мне доводилось бывать. Маленький скромный неф был прекрасен своей простотой. Полночное солнце освещало витражи, а над алтарем висело обычное распятие с измученным Иисусом на кресте. Позади распятия находился триптих, в боковых частях которого были изображены битва Давида и Голиафа и младенец Иисус, а в центре – Дева Мария.
Сбоку за алтарем я обнаружил дверь в ризницу. Я порылся в шкафах и нашел две рясы, швабру и ведро, но вина для причащения не было, только пара упаковок облаток с этикеткой «Пекарня Ульсена». Я сжевал четыре-пять штучек, но это было все равно что жевать промокашку, облатки высушили весь рот и разбухли так, что в конце концов мне пришлось выплюнуть их на лежащую на столе газету. Она поведала мне – если это был сегодняшний номер «Финнмарк дагблад», – что сегодня 8 августа 1977 года, что ширятся протесты против строительства гидроэлектростанций на реке Альта, что вот так выглядит губернатор Арнульф Ульсен, что губерния Финнмарк, единственная имеющая границу с Советским Союзом, стала более безопасной после смерти шпионки Гунвор Галтунг Ховик и что, наконец, в губернии ожидается более теплая погода, чем в Осло.