Марьяна-большая всегда все знает, на любой вопрос у нее есть аргументированный обстоятельный ответ: и на вопрос, почему обрела, и на вопрос, почему утратила….
Следующей явилась Зина в ярком бирюзовом кушаке.
– Красивый ремень, – констатировал Коля, который и подарил ей этот аксессуар на ее последний день рождения.
– А то, – сказала Зина и с зычным «Здрасьте!» промаршировала к столу. – Того, – повелела она, – и этого. – И протянула бокал.
Мы с Колей кинулись ухаживать за Зиной. Каждый на свой лад. Коля плеснул вина, а я протянул тарелку со свернутыми в трубочку бумажными полосками.
– Выбирай! – произнес я громко и звучно, Зине в тон.
– Что это? – Она в удивлении округлила свои темные цыганские глаза, обычно полуприкрытые.
– Поздравления. Я пока по заграницам ездил, русский язык забыл совсем. Позаимствовал вот у коллективного разума.
– Из Интернета, что ли?
– Я тоже хочу! – закричала Марьяна-большая.
– И я, – вторила ей Аня.
– Будет, всем все будет, – пообещал я и в подтверждение своих слов потряс блюдом, полным до краев бумажных валиков.
– «Что пожелать тебе Восьмого марта? От жизни каждый хочет своего. А мы желаем тебе в жизни счастья, чтоб понемногу было, но всего!» – раскрутив свою бумажку, громко прочитала Зина.
– Тебе подходит, – заметил Коля.
– Что это ты имеешь в виду? – сказала Зина с ленивой усмешкой (она всегда говорит с ленивой усмешкой, отчего кажется, что ее жизнь – перманентный отдых).
– Торжество разумного компромисса – мой любимый жизненный принцип, – поспешил сказать я, не желая, чтобы разговор перешел на сложные отношения Зины с ее мужем, с которым она развелась, но живет вместе, с ее любовником, с которым у нее интим на работе, а также с отпускным любовником и со свежеиспеченной влюбленностью. – Анечка, а у тебя что? – Я и персиковой гостье предложил блюдо с чужими поздравлениями – основное блюдо, как нечаянно выяснилось.
Аня выбрала самый маленький валик. Может быть, так она свою вежливость обозначает.
– «Пусть же в этот день, Восьмого марта, жаворонок песню вам споет, лучик ласковый пригреет жарко, и цветок любви ваш расцветет», – звонко прочла она, вскинув бровки.
Я громко засмеялся. Точнее, заржал.
– Я б такое ни в жизнь не сочинил. Просто прелесть. Жаворонок любви…
– Цветок любви, – поправила меня Аня, к слову, редактор по профессии.
– А ты бери самую большую записку, – предложил я Марьяне-большой.
– Нет, я возьму, что в руку попадет. – Она отвернула лицо, окунула руку в блюдо и повертела.
Попалась ей чепуха, конечно, – ничего другого я к празднику и не приготовил.
– «Пусть праздник ваш будет красивым, а жизнь веселей и щедрей, цветите всем близким на диво от нежной заботы мужей», – нарочито пискляво прочла Марьяна-большая. И добавила: – Ага, чужих мужей.
Аня прыснула. Познакомились дамы только что, но общий язык явно нашли.
– Хочу жить в Индии, – сказала вдруг Марьяна-большая.
– Тебе бы пошло, – подхватил я. – У меня одна знакомая, она аюрведой занимается, тоже жила в Индии. Ей там слона мыть доверяли.
– Ну, слона мыть я, конечно, не буду, – покачала головой Марьяна-большая.
– Говорят, особая честь.
– У меня другие планы… Нет, у меня уже нет других планов, – поправила она сама себя и рассмеялась, звонко, рассыпчато.
«Вот так они всю ночь и смеялись», – подумал я. А вслух произнес:
– Подожди, он же у тебя ленинградец был, а не индус.
– Зато с чернявой душой…
Коля на празднике больше молчал, но скучно ему не было. Он все время чем-то занимался – разливал вино, бегал с судками, музыку менял.
– «Влюбленная женщина», – объявил он в какой-то момент, прибавив громкости. – Барбра Стрейзанд.
– О! – выдохнула Аня, сделав рот пухлой буковкой.
– Эта песня напоминает мне об одной смешной приятельнице, – заговорил я. – Ее семнадцатилетний мальчик соблазнил. Она очень любила эту песню. Интересно, некоторые песни – как консервы: они сохраняют наши воспоминания. Когда слышу «Вумэн ин лав», я всякий раз вспоминаю, как ездил к ней на дачу давным-давно. А Коля молодец. Однажды с подругой слетал на концерт Стрейзанд в Бостон. На два дня.
– На четыре, – уточнил Коля.
– Это все равно, важно другое – что через весь мир. Здорово! На четыре дня – на другой материк. Обожаю такое лихачество. Сколько я концертов видел? Много. Ну, немного, но достаточно. А вот чтобы ради певицы за тридевять земель лететь – такого не было. На всю жизнь запомнится.