Выбрать главу

========== Пролог ==========

Мохаве, 2282 год

Солнце в этот день палило особенно нещадно. Уже начиная клониться к горизонту, оно все равно продолжало жарить, и казалось, что воспаленная, покрытая ожогами кожа плавится от обжигающих прикосновений его лучей. Плавится, пузырится, болит и чешется, заставляя вздрагивать и корчиться в отчаянных попытках хоть как-то облегчить мучения. Жесткие веревки уже давно содрали кожу с запястий, пропитались кровью, и на нее слетелась мошкара. Мелкая, назойливая – ползала по лицу, липла к ранам, забивалась в глаза и ноздри, заползала в уши.

Вскоре он устал отфыркиваться, и сил, чтобы мотать головой, уже не оставалось. Потрескавшиеся губы кровоточили, спекшийся язык не ворочался во рту. Горло жгло, глаза больше не слезились, лишь болезненно зудели. Он сомкнул веки, чтобы под них не заползали насекомые, и уже не смог открыть.

Пара часов. Осталось потерпеть от силы пару часов, учитывая, как быстро вечереет в Мохаве. Здесь стремительно темнеет и светает так же – стремительно. Словно небесное светило отчаянно торопится приступить к своим повседневным обязанностям: выжигать землю, испарять воду, иссушать плоть. А затем, выложившись за день на полную, оно соскальзывает за горизонт, и где-то там, за горами на западе, набирается жестокости и сил.

Совсем скоро опустятся сумерки, а им на смену придет прохладная пустошная ночь. Если он доживет до этого момента, то агония продлится, лучше умереть до заката. Однако это не его выбор, он не может выбирать. Его сердце – молодое, сильное – ровно бьется в груди, исправно качает кровь. Сознание время от времени уплывает, в голову лезут образы, похожие на обрывки сновидений. Иногда он проваливается в них, но раз за разом очередная вспышка боли, мучительная судорога или проклятая мошкара возвращают его в реальность.

Легион знает толк в мучительных казнях, и другие успешно перенимают опыт. Ни расстрел, ни повешение, ни даже порка до смерти или растерзание собаками не сравнятся с медленным поджариванием на кресте. Он не раз наблюдал за этим со стороны и, наверное, мог бы оценить столь резкую иронию… Но от попыток поразмыслить над ситуацией его отвлек очередной судорожный спазм, скрутивший ногу от колена до самого паха. Тело дернулось, с перекосившегося лица сорвалась стайка мошкары.

– Вот те раз. Неужели еще живой?

Веки удалось разлепить не сразу. Сквозь желто-красное марево проступила темная фигура, замершая у подножья столба. Черты лица и детали одежды не разглядеть, но, судя по голосу, мужчина. И уже немолодой. Мысль о том, что в его лице может прийти спасение, сперва показалась тусклой и совсем неинтересной.

– Я смотрю, не повезло тебе, приятель, – продолжал рассуждать незнакомец. – Давно висишь?

Ответить не получилось. С приоткрытых губ слетел едва слышный хрип, и незнакомец шевельнулся. В его руке появилось нечто… Нечто темное, тускло блеснувшее в лучах заходящего солнца.

– Так уж и быть, пули для тебя не пожалею. Если на том свете когда-нибудь свидимся, вспомни мою доброту.

Эти слова, пробившись к сознанию, отозвались неожиданным всплеском эмоций. Сердце скакнуло, из горла вырвался протяжный стон – заработали голосовые связки. Онемевшие от веревок пальцы ожили, сжались в кулаки.

– Н-нет… не…

– Что? – мужчина подошел ближе, почти к самому кресту. Опустил пистолет, прислушался.

– С-сними.

От попыток говорить обожженная кожа на лице натянулась, мошки полезли в рот. Сплюнуть не вышло – слюна не выделялась. В теле, наверное, не осталось ни капли воды.

– Ну, предположим, сниму, – в голосе не слышалось ни сострадания, ни испуга. – А дальше что? Ты ж загнешься сразу, видел я таких. А не загнешься – так идти не сможешь, нога вон перебита… Парень, я тебе зла не желаю, но и возиться с тобой мне резона нет. Мог бы и просто мимо пройти, но Господь нас всех учил милосердию. Пуля – мое лучшее предложение. Обещаю, что не промажу. Бах!.. – и ты уже в лучшем мире. Просто закрой глаза и думай о хорошем.

Незнакомец снова поднял пистолет, и уже почти угаснувший инстинкт самосохранения вдруг возопил в полный голос: не надо никакого лучшего мира! Не хочет он думать о хорошем. Он просто хочет жить. Получить второй… Нет, уже третий, четвертый… лишь боги наверняка знают, какой по счету шанс. В короткой жизни, ценность которой внезапно стала настолько велика, что откуда ни возьмись появились силы. В том числе и на то, чтобы мотать головой, отфыркиваться от мошек, дергаться, раздирая ссохшиеся раны. Умолять.

– Не надо… сними, пожалуйста, сними. Пожалуйста! Помоги. Я что угодно… Что хочешь сделаю, все отдам…

Незнакомец рассмеялся. Неожиданно звонко – видимо, совсем не опасаясь, что на звук смеха сбегутся хищники. Или, чего доброго, те, кто оставил здесь несчастного, распятого на столбе.

– Да что с тебя взять-то? На тебе ж даже трусов нет! Эх ты, бедняга… И вроде молодой совсем, жить бы еще и жить.

– Пожалуйста, – силы вновь уходили, дыхание становилось рваным, поверхностным, сердце сбивалось с ритма. – Прошу. Умоляю… что угодно…

Незнакомец колебался. Пистолет то поднимался, то опускался – а время шло, и жить хотелось так… Так, как всегда хотелось. Безумно, отчаянно, вопреки всему.

В конце концов оружие отправилось в кобуру. Из ножен показалось длинное зазубренное лезвие.

– Ладно, бог с тобой, – на дорогу шлепнулся увесистый заплечный мешок. – Только учти, парень: ты, если выживешь, по гроб жизни мой должник.

Едва сообразив, что это означает, он из последних сил закивал. Должник? Пусть. Он будет должником, пойдет на что угодно, примет любые условия. В обмен на еще один чертов шанс, на спасение, стимулятор и хотя бы глоток воды.

– Согласен, – прохрипел. – Марсом… То есть Господом всемогущим клянусь.

========== I. Legio nomen mihi est. Глава 1 ==========

Нью-Вегас, 2277 год

Осознание, что для Легиона Цезаря штурм Дамбы Гувера обернулся фатальным поражением, пришло не сразу. В преддверии битвы легат собрал впечатляющее войско, все – начиная от рекрутов, заканчивая центурионами – получили подробный инструктаж. Да и безупречная тактика легата никогда не давала сбоя: задавить противника количеством, добить качеством.

Вначале всегда шли рекруты, вооруженные мачете и дешевыми пулеметами. Их основной задачей было измотать противника, внести беспорядок в его ряды, вынудить потратить приличную часть боеприпасов.

Затем подтягивалась «тяжелая артиллерия»: опытные бойцы, куда лучше подготовленные и экипированные. Они, ступая по телам своих павших товарищей, стремительно обрушивались на уставшего врага и наносили решающий удар. Прикрываясь рекрутами, словно живым щитом, ветераны Легиона подходили вплотную, навязывали противнику ближний бой. Противник, опасаясь попасть в своих, опускал винтовки, что становилось его последней ошибкой.

Эта тактика срабатывала всегда. Должна была сработать и в этот раз. Однако…

– Назад, назад! – закричал раненый декан, едва чудом уцелевший контуберний показался из-за башни водосброса. Тут же прогремел взрыв, в сотне футов взметнулся столб дыма и бетонного крошева. – Отходим!

– Как понять «отходим»? – произнес кто-то.

Отряд смешался, укрылся за бортиком. Застыл по приказу вроде бы чужого, но все-таки командира. Своего декана они не видели с момента начала атаки, получили приказ прорваться мимо рейнджеров, взять башню. Благополучно его выполнили, потеряв лишь двух из восьми человек.

Декан, ковыляющий в их направлении, не дошел. Со стороны высокой серой скалы к западу от дамбы вновь раздались выстрелы – и он упал, неловко взмахнув пустыми руками. Череп раскололся, темные брызги и кусочки плоти плеснулись на сероватый бетон.

– Снайперы, – выдохнул Кварт, и его дыхание обдало обнаженное, влажное от пота плечо.

Меридис недовольно дернулся, рискнул высунуться из укрытия и не увидел ничего, кроме дыма и вспышек. Не услышал ничего, кроме выстрелов и криков, раздающихся там, возле стратегически важной точки – информационного центра.

– Что делать? – шепнул он, но ему не ответили. Потому что никто не знал.