Он чувствовал, как они подступают. Каждый вечер накатывала слабость, начинала гудеть голова, мышцы становились ватными. Возникала боль – сначала легкая, но с каждой минутой она усиливалась, ввинчивалась глубже. К ночи Реджи уже содрогался в ознобе, с трудом держался на ногах. Глаза жгло, из них по раздраженным щекам катились слезы. Живот скручивало спазмами, какие бывают, когда напьешься несвежего молока. И тогда, обычно в районе полуночи, найдя его скрюченным на вонючем матрасе в углу, подходила Лея. Один раз она не пришла, и вместо нее дозу принес Шон. Сделал укол – рука у него оказалась на удивление легкая.
Постепенно рейдеры осмелели. Хотя никто и не решался нарушить приказ главаря, не пытался убить или покалечить легионера, обращались с ним все хуже. Могли толкнуть, когда он проходил мимо. Пихнуть локтем, плюнуть вслед. Кухарка, ставя перед ним тарелку горячего супа, словно невзначай опрокинула ее, и обжигающая жидкость плеснулась на колени. За то, что вовремя не убрался с дороги, словил тычок от упитанного здоровяка, с которым совершенно невозможно было разминуться в узком проходе. Он слышал, как рейдеры недовольно фыркают: пленник жрет их еду, переводит химию, а отдачи – ноль. Нисколько не удивился, когда одним прохладным вечером ему приказали собрать всю грязную посуду, отнести на кухню и тщательно вымыть.
Начиная с того момента он занимался этим ежедневно. Собирал грязные стаканы и тарелки с остатками пищи, относил подальше мешки с мусором и сжигал его под пристальными взглядами часовых. Глядя в сторону выхода из ущелья, представлял, как срывается с места и бежит, как ему стреляют вслед, но промахиваются и в конце концов ошейник на его горле начинает пищать, а затем – яркая вспышка… и все. Однако не был уверен, что такой шаг можно счесть доблестью, а не слабостью. Ждал момента, когда все станет настолько плохо, что уже не останется иных путей.
Иногда в темноте, проваливаясь в сон, он слышал звуки из соседних помещений. Лишний раз убеждался, что командиры не лгали: отребье Запада действительно погрязло в пороке. Их распутные женщины спали со всеми подряд, их мужчины, не стесняясь, могли шлепнуть по заду или облапать любую из девушек. Те обычно не возражали, но иногда отвечали оскорблением или даже осмеливались ударить. Здесь женщины не привыкли опускать глаза при виде мужчин – пили, рыгали, размахивали кулаками наравне.
С грустью вспоминая покорных рабынь, примерных жен легионеров и их тихих, скромных дочерей, Реджи неотвратимо осознавал, как мало у него самого осталось шансов. Шансов узнать, каково это – быть настоящим мужчиной рядом с верной любовницей или женой. Ну или рабыней, в конце концов. Хотя декан Алистер как-то сказал, что спать с рабынями – все равно что носить чужие нестираные трусы. Смысл этого сравнения стал ясным только сейчас: грязные скоты менялись партнерами и не брезговали делить ложе с теми, кто прошел через десяток чужих потных рук.
Долго ли тут протянет легионер?
На третьей неделе его пребывания в лагере, когда все спали, а сам Реджи, погрузившись в наркотическую дрему, не думал уже ни о чем, что-то с силой врезалось в его бок. Поначалу он решил, что это какая-то темная, болезненная часть его сонных фантазий, но после второго удара разлепил веки. Кое-как сел, таращась в темноту.
– Вставай, – чужой незнакомый голос. – Шевелись.
Поднялся – почти машинально. Вместе с четырьмя рейдерами, лица которых были неразличимы в темноте, проследовал длинным коридором к кухне. Пересек ее, добрался до двери в небольшую кладовую, где хранились запасы консервов и выпивки. Его покачивало, мышцы казались налитыми свинцом. Тянуло спать, и он понятия не имел, чего от него хотят. Может, они решили, что теперь он будет работать и по ночам?
Открылась дверь, щелкнул выключатель, и Реджи, морщась от яркого света, шагнул внутрь. Оглянулся.
В тесной комнатушке, заставленной ящиками и заваленной какими-то отсыревшими мешками, четверо мужчин стояли между ним и выходом. Двое держали в руках резиновые дубинки, смотрели мрачно и серьезно.
– Вы, пидарасы, грохнули моего кузена, – сказал один. – Он таскал через Разлом наркоту для банд Саут-Вегаса. Вы его поймали, вспороли брюхо и забили вместо кишок товар. Мы из-за вас потеряли не только кучу бабла, но и одного из лучших курьеров.
«И поделом», – сонно подумал Реджи, но вслух не рискнул ничего сказать. Начинал догадываться, что дело, кажется, совсем не в работе.
– И Виктора с пацаном тоже, – припомнил другой. – Из-за вас, уроды, мы застряли в гребаной Мохаве. Между сраной НКР и вашим ебучим Легионом. Ни на запад, ни на восток не податься.
– Подождите, – Реджи, до которого наконец начал доходить смысл происходящего, замотал головой. – Меня же здесь не…
– Заткнись, блядь, – короткий удар в солнечное сплетение был ожидаем. Мышцы напряглись, дыхание не сбилось, а боль, пронзившая брюшину, показалась притупленной из-за действия наркотиков. Рейдер тряхнул рукой, а затем резко вскинул дубину и обрушил ее сверху, попав по плечу. Второй заехал по лодыжке, и, хоть сильной боли по-прежнему не было, нога подвернулась, Реджи упал на колено, все еще щурясь и растеряно глядя снизу вверх.
– Мы тут подумали и решили, что хотя бы одного из вас нужно проучить. Хотя бы одного херова легионера! Это ж как нам повезло… Держите его. А ты, урод, не вздумай и пискнуть. Кишки выпущу и жрать заставлю.
Пискнуть он бы и не смог. Получив ногой под дых, не успел среагировать, пропустил удар и задохнулся. В следующую секунду говоривший навалился сверху, сдавил его горло в удушающем захвате, попытался ухватить за волосы, но они все еще были слишком короткими, выскальзывали. Рейдер впился пальцами Реджи в лоб, заставляя откинуть голову. Ошейник врезался в выпирающий кадык, из глотки вырвался хриплый кашель.
– Открой пасть, – прошипели над ухом, и следом, разбивая губы, в лицо с размаху ткнулось что-то жесткое. Реджи не сразу понял, что они пытаются затолкать ему в горло резиновую дубину. Осознал это, лишь ощутив противный привкус на языке. Подавился рвотным позывом за миг до того, как, раздирая нёбо, кусок жесткой резины намертво перекрыл все. Доступ воздуха в том числе.
Реджи забился, захрипел, в ушах зашумело от нехватки кислорода. Ветхая веревка, удерживающая свободные штаны, лопнула, когда кто-то с силой рванул за пояс. Мощный удар по почкам – и боль прорвалась к затуманенному химией сознанию. Дубину на миг вытащили, позволяя вдохнуть, и тут же впихнули обратно.
– Ровно ставь, – донеслось до него, и очередной удар заставил его полностью опуститься на четвереньки. – Держите крепче, – раздалось позади, – заткните пасть, не дайте заорать.
Еще удар – и ноги задрожали, руки ослабели. Он не устоял бы, если бы трое мужчин не фиксировали его достаточно крепко. А когда вторая дубина с силой ткнулась в основание копчика, паника смела остатки трезвого рассудка.
– Крепче! – пробилось сквозь шум в ушах, и помятые бока Реджи сдавили до хруста. Ему казалось, что вот-вот он потеряет сознание. Ничего сильнее он и желать не мог, впиваясь зубами в резину и чувствуя, как слюна течет по подбородку.
– Попробуй его удержи… сильный сучоныш…
– Это что у вас тут… Еб вашу!.. Вы, блядь, вконец рехнулись?!
Хриплый окрик заставил присутствующих на миг застыть. Реджи, чья глотка освободилась, откашлялся, давясь воздухом и кровью.
– А, это ты. Забей, – сумел расслышать. – Просто объясняем гаденышу, кто здесь кто. Хочешь – присоединяйся. Только дверь закрой.
– Да вы точно ебнулись. Бросьте недоноска и валите к херам. Четко же было сказано…