– Флип совсем плох, эти выродки подорвали его гранатой… – донесся до него хриплый, натужный голос Шона. – Ступню оторвало к херам, я вытащил его… еле-еле смог…
– А остальные? – Дрю, судя по тону, был не на шутку зол. – Где остальные?.. Где Искра, Эрика, Рю?
– Мертвы… все, мать их, мертвы… Может, кого-то взяли в плен, но Рэй… Эти уроды брата моего грохнули… Брата родного… Моего.
Чуть позже Реджи узнал, что и Лея не вернулась из злополучного рейда. Накануне планируя набег, никто не знал, что НКР уже добралась и сюда. Солдаты разбили лагерь аккурат возле захолустного городишки, где недавно заработало казино и где Рэй и его люди планировали поживиться крышками и добром. Атака рейдеров рано утром потревожила караульных, поднялась тревога, и против отряда вооруженных до зубов солдат у банды не оставалось шансов. Шон, раненный в ногу и плечо, напичкал себя химией по самую макушку и умудрился вытащить одного из товарищей. Дрю рвал и метал, крича, что здесь им нахер не сдался контуженный одноногий калека.
Внизу, в коридорах, пахло кровью и лекарствами. Сара делала что могла, ей помогали другие женщины, но к ночи Флип скончался, и его тело, завернутое в окровавленную простыню, вытащили наружу, чтобы с утра отнести подальше и похоронить. Шону повезло больше, его успешно подлатали, а Дрю, вдоволь наоравшись, все-таки выразил ему соболезнования по поводу смерти брата, проклял «сраную НКР» и велел накрывать столы. Большая потеря, трагедия, которую нужно топить в вине и водке. Для Реджи это означало только одно: ему придется вкалывать до утра, пусть даже накачавшись наркотой, и стараться не попадаться пьяным «гадюкам» под горячую руку. Хватило того раза, когда впотьмах какой-то верзила ухватил его за воротник и швырнул в костер. Препараты глушили боль, и лишь поутру, нарвавшись на Тару, Реджи был обложен отборными ругательствами и отправлен в лазарет.
Реджи никак не мог разделить с этими людьми их скорбь. Из тех, кто погиб в рейде, меньше всего его ненависти доставалось разве что Лее. Меньше всего, но все-таки доставалось. Он ненавидел эту женщину всей душой, ведь именно ее руки сделали его наркоманом, который дня не может прожить без дозы. Он ненавидел Рэймонда за то, что тот не убил его в Боулдер-Сити. Ненавидел всех остальных, нередко представляя себе, как они болтаются на крестах, обреченные на мучительную смерть.
Крестов потребовалось бы много, но Реджи был готов самолично водрузить вдоль дороги каждый из них, представься такая возможность.
Попойка продолжалась до глубокой ночи. Настенные часы в коридоре, ведущем на кухню, показывали почти три, когда крики снаружи начали стихать, какая-то вялая драка была пресечена на корню, а еле держащиеся на ногах головорезы стали расползаться по своим углам. Кто-то рухнул прямо на пол пещеры, другие смогли добраться до комнат. К запаху крови и лекарств добавилось перегарное зловоние и отвратительный смрад чьей-то рвоты, в которую Реджи чуть не вляпался в темноте и которую ему предстояло убирать.
Собрав со столов грязные тарелки и кастрюли, он отнес их на кухню. Коридоры убежища опустели, из-за прикрытой двери лишь изредка доносились какие-то звуки. Выгрузив посуду в чан, который раньше, кажется, выполнял роль мусорного бака, он засучил рукава. Бросил взгляд на заживающие следы инъекций. Обычно они полностью рассасывались после укола стимулятора, но вскоре появлялись новые. Судя по тому, как подрагивают руки и слезятся глаза, скоро потребуется очередная доза, и к кому обратиться, он пока не знал. Леи нет, а Сара пила с остальными, вряд ли стоит ее искать и просить, чтобы она открыла сейф и выдала шприц.
Дерил? Возможно, имеет смысл поискать Дерила… Наверняка он уже спит, но в нем, в отличие от остальных, Реджи не видел серьезной угрозы, не ощущал враждебности.
Размышляя об этом за мытьем целой горы посуды – жирной, противной, с которой никак не отставали ошметки еды, он лишь в последний момент почувствовал чужое присутствие. Резко обернулся и застыл, уставившись на пьяного и, конечно, уже в хлам обдолбанного ночного визитера.
Тот в свою очередь тоже молча пялился на Реджи, затем качнулся на носках, хмыкнул, покосившись на тряпку, с которой на деревянный пол капала мутная, пахнущая чистящим средством вода.
– Лея и Рэй сегодня погибли, – сказал он.
– Я знаю, – Реджи старался, чтобы его голос звучал ровно.
– Их обоих пристрелили там, возле гребаного Примма… Я сам видел, своими глазами… Рэю выстрелом из какого-то херова ружья почти всю башку снесло, а Лея… когда граната рванула, она там рядом была…
Реджи молчал, не зная, что от него требуется, но подозревая, что молчание – лучшее решение в настоящий момент. От Шона разило перегаром, но на ногах он стоял твердо, а это означало, что химия действует. Черт знает, чем он себя накачал, но лучше ничего не говорить, не провоцировать, не нарываться.
Как же несправедливо, что он не сдох с остальными.
– Мы прикончили двоих… Ты только представь, мать твою, – он усмехнулся и полез в карман, нашаривая там что-то, – всего лишь двоих. Восемь наших полегло… девять, включая Флипа. А с их стороны – лишь двое… Как так, скажи мне, приятель… Как так, а?
– Я… не знаю, – буркнул Реджи. – Слушай, мне жаль, но…
– Да ни хуя! – вдруг взорвался Шон, заставив вздрогнуть, отшатнуться.
Мысль о том, чтобы прорваться к коридорам, выскочить за дверь и оказаться снаружи, где есть хоть кто-то, мимолетно пронеслась в мутном сознании… и растворилась в нем же.
Рука с мокрой тряпкой сжалась в кулак.
– Тебе не жаль, – рейдер не сводил с него застывшего взгляда. – Ты же ненавидишь нас, ты сам готов каждому из нас глотку перегрызть. Каждому… И даже Таре, за чьей юбкой ты, трусливое дерьмо, прячешься. Как сопливый маменькин сынок, как гребаный, мать твою, педик… Скажешь, это не так? Скажешь, не так?.. Отвечай, мудила, иначе я…
Он сделал шаг, и Реджи, бросив тряпку, отступил, уперся в бак, заполненный мыльной водой и грязной посудой. В мозгу что-то щелкнуло. Вспыхнуло. Что-то, что не должно было вспыхнуть сейчас. Когда угодно, только не сейчас – и Реджи это понял в тот момент, когда с губ уже слетали опрометчивые слова.
– Так! – почти выкрикнул он. – Да, это так! Если бы Легион победил… если бы мы победили, ты, ублюдок, и все твои дружки… вы бы все болтались на крестах! Клянусь, я бы сам вскрыл твое вонючее брюхо, и тогда…
Подавившись воздухом, Реджи осекся. Лицо рейдера скривилось в чем-то, напоминающем усмешку. Он наконец извлек из кармана то, что хотел, и закинул в рот, с хрустом разжевал, передернулся всем телом. Видимо, так себе было на вкус.
– Но ваш сраный Легион не победил, – неожиданно мягко напомнил он. – И ты сейчас не бегаешь в своей юбке, размахивая яйцами, а моешь грязные тарелки, вытираешь чужую блевотину, собираешь окурки и использованные гондоны… Лучше б я вшивого щенка откопал, ей-богу, чем такой жалкий кусок дерьма.
Его голос звучал настолько ровно, что Реджи почти расслабился, почти поверил в то, что ему простили вылетевшие в запале слова… Но Шон внезапно вскинул руку – и тяжелый кулак с размаху врезался в скулу.
В голове полыхнуло. Реджи вскрикнул, развернулся… и через секунду уже не смог дышать. Схватив за волосы, Шон с размаху макнул его в чан. Держал крепко, не позволяя вырваться, но Реджи сопротивлялся как мог. В горле жгло, в щеку упиралось что-то острое, перед глазами плавали разноцветные пятна и пузыри. Он выдирался, бил руками по воде, однако рейдер, накачавшийся какой-то дрянью, казался чересчур сильным. И когда Реджи почти был готов вдохнуть едкую жижу, его выдернули. Глоток воздуха опалил грудь изнутри, горло сдавило, Реджи закашлялся, вдохнул еще раз и снова оказался под водой. На этот раз его держали дольше – пока не начало шуметь в ушах, пока сознание не стало уплывать. Ослабевшие руки безвольно опустились, и лишь тогда его опять рванули вверх.
– Урод… – прохрипел он, кашляя и отплевываясь. – Урод… если ты…