– Если я – что? – потянув за волосы, Шон заставил его откинуть голову назад, зашипел в самое ухо. – Кому ты жаловаться побежишь? Таре? Дрю?.. Ты у нас, смотрю, дерзким стал. Грубишь, за языком своим не следишь. Забыл, где твое место? Нехорошо, приятель, совсем нехорошо. Рэй бы такого не одобрил, он…
– Срать на твоего Рэя… – выдохнул Реджи и выгнулся от боли – удар по позвоночнику заставил ноги подкоситься. Импульс, похожий на разряд тока, пронзил спину от поясницы до самого затылка, в глазах потемнело, стены накренились. На какой-то короткий миг утратив ясность сознания, Реджи вновь сфокусировал зрение. Увидел перед собой мокрую тряпку и усыпанный каплями пол.
Грохот от удара о железный бак разнесся по небольшому помещению, отозвался эхом. Скорчившись на полу, Реджи тяжело дышал. По спине стекал липкий пот вперемешку с водой, к лицу пристали мокрые волосы, а во рту стоял привкус воды, которой он успел нахлебаться. Мелькнула мысль позвать на помощь, но кто услышит его здесь, кто придет? Все напились до беспамятства и спят. И даже если кто-то явится – нет никаких гарантий, что помогут именно ему, а не чокнутому головорезу, напичканному наркотиками и спиртным.
– Ну все, все… Все в норме. Я погорячился, с кем не бывает. Вставай, – услышал он и, обернувшись, увидел, как Шон разминает помятую сигарету.
Лязгнула зажигалка, потянуло дымом. Рейдер закурил, наблюдая, как Реджи поднимается, озирается по сторонам, бросает взгляды на дверь, путь к которой отрезан. Помолчал, будто задумавшись, затем протянул сигарету пленнику:
– На, затянись.
Реджи недоверчиво уставился на тлеющий уголек, осторожно взял сигарету двумя пальцами, неуверенно взглянул на Шона, и тот кивнул.
– Давай, – велел он таким тоном, что стало ясно: лучше подчиниться.
Фильтр был влажным от чужой слюны, Реджи скривился, почувствовав ее на своих губах. Он вновь посмотрел на Шона, робко затянулся – и сразу закашлялся: горячий дым обжег раздраженное горло, просочился глубже, и стало невозможно дышать. Сигарета чуть не выпала, но Шон, схватив его за запястье, выдернул ее и, напоследок сделав затяжку, выбросил в воду.
– Я принес тебе дозу, – сообщил он. – Я принес тебе сраную дозу, ведь Леи больше нет… И Рэя тоже. Зря ты так про Рэя… Вот ей-богу, зря. Он был классный мужик, старше меня на десять лет, а всегда свой в доску… Защищал меня, когда я был мелким, не дал мне сторчаться окончательно… любое дерьмо прощал, так и не пришиб… А тебе на него срать. Тебе срать на него, херов ты урод. Ну и черт с тобой, чего еще ждать от гребаного сопливого пидора. Чего еще от тебя ждать… Черт с тобой, Реджи. Знаешь… Иди сюда.
Реджи замер, перестав дышать. Глотку сдавил спазм, кишки превратились в клубок холодных червей. Он тупо пялился на рейдера, чувствуя, как с волос стекает мыльная вода, а от промокшей насквозь рубашки несет горелым маслом и какой-то химией.
– Да ладно, – Шон смотрел внимательно и неестественно спокойно. – А чего так?
– Нет, – Реджи мелко замотал головой, попятился. – Не пойду. Нет.
Слова застряли в горле, когда рейдер ухватил его за рубашку и подтащил вплотную. Развернул рывком и толкнул к баку с водой.
– Встань здесь, – скомандовал Шон. – Дальше отойди, руки сюда… Стой смирно. И не вздумай даже пикнуть, понял? Убью.
– Что?.. Нет! Стой, не на…
– Заткнись.
Удар в затылок, тут же еще один сбоку, в висок. Голова мотнулась, на глаза навернулись слезы. Показалось, что внутри черепа с пронзительным звоном лопнули барабанные перепонки. Реджи подумал, что оглох, но услышал, как звякнули пряжки ремня. Вцепился пальцами в край бака, уставился на грязную пену, плавающую на поверхности. Глаза отчаянно жгло – видимо, из-за воды.
Надо извиниться. Надо открыть рот и попросить прощения. Со всей убедительностью, на какую он только способен. Сказать, что был неправ, что искренне сожалеет и больше никогда ничего подобного не произнесет вслух…
– Не смей ничего говорить.
Едва от жесткого рывка с тихим щелчком сломалась молния на штанах, Реджи бросило в жар. Он открыл рот, но тут же передумал, с абсолютной четкостью осознав, что сейчас лучше прикусить язык. Что бы он ни сказал, это не поможет, если никто не войдет, если никто не оттащит от него этого спятившего ублюдка…
– Стой ровно, – велели ему, – и… блядь, да с хера ты сжимаешься?.. Откинь башку назад… да, вот так. И не дергайся, а то еще хуже будет.
Влажная ладонь, возникнув из-за спины, зажала рот, в ухо шумно дыхнули. Рейдер что-то пробормотал, сплюнул. От прикосновения гладкой горячей плоти к обнаженной коже Реджи содрогнулся, накатила тошнота, мокрые волоски на руках встали дыбом.
«Это невозможно», – с ослепительной искрой паники пронеслось в голове.
Невозможно, физически. Ничего не выйдет. Ему самому будет плохо. Он сейчас все поймет, остановится…
Сквозь вату в ушах и полуобморочную муть прорвалась боль. Она резанула, ударила в копчик, отдалась в паху и пояснице. Ноги стали ватными, колени уперлись в стенку бака. Реджи замычал, онемевшие пальцы впились в острый металлический край. Шон сдавил его лицо так, что, казалось, вот-вот сломает челюсть, выдавит из нее зубы. К мерзкому вкусу грязной воды добавился знакомый привкус крови.
Со вторым толчком боль всколыхнулась с новой силой. Навалившись сверху, рейдер заставил его склониться почти до самой воды, и если бы Реджи не держался за край, то наверняка окунулся бы снова. Шипя и матерясь сквозь зубы, Шон упрямо проталкивал в него свой член, а Реджи из последних сил заставлял себя стоять ровно и не дергаться. Что может быть хуже этого, он не мог и не хотел представлять.
Он хотел получить свою дозу. Больше всего на свете он хотел дозу. А лучше – две. Одной мало, ее действие смазанно, проходит слишком быстро. Он хотел, чтобы все закончилось как можно быстрее. Тогда в тусклом свете блеснет аккуратная тонкая игла, и ему на все станет плевать.
Откликнувшись на хаотичные мысли о химии, тело содрогнулось в болезненном ознобе, сжалось непроизвольно. Это снова вывело рейдера из себя. Он убрал руку, но не успел Реджи набрать воздуха, как его опять ударили по голове, стальной хваткой сжали загривок и, оглушенного, окунули в воду.
Несколько бесконечно долгих секунд без воздуха. Тошнота, обжигающие спазмы в груди. Резкий рывок. При попытке вдохнуть из грудной клетки вырвался надсадный кашель, отозвавшийся болью и раздраженным «Блядь!». Шон остановился, вздохнул, немного отодвинулся, а затем одним движением вошел до упора.
Реджи показалось, что в его кишки плеснули кипятком. Он вскрикнул, но его голос утонул в чужой ладони, прозвучал хриплым стоном, перешедшим в тихий скулеж. Первые осторожные движения сменились жесткими. Вода из бака, за который Реджи цеплялся, выплескивалась на пол, тарелки и пустые стеклянные стаканы с глухим звоном перекатывались внутри.
Видимо, химия, которой накачался рейдер, притупляла ощущения. Реджи каждой клеточкой своего тела ощущал, как минуты растягиваются на часы, часы – на целую вечность. Ватных ног он не чувствовал, все вокруг плыло. Он зажмуривался, открывал глаза снова, но не видел разницы. Лишь боль нарастала, становилась ярче и острее.
А потом все закончилось. Неожиданно. Внезапно. Шон с шумом втянул воздух, на миг замер и вдруг резко вышел, а Реджи, которого больше никто не держал, всхлипнул и мешком осел на пол. Гулко стукнулся лбом о край бака, уже не соображая, что с ним происходит, где он находится и почему тошнота становится неудержимой. Он едва успел наклониться в сторону, как его вырвало. По полу расплескалась лужа с остатками пищи, съеденной за ужином, хрип перешел в затяжной приступ кашля. По лицу текли слезы, рот был перепачкан в слюне и крови.
Фигура рейдера возникла слева, подальше от лужи рвоты. Он подцепил Реджи за рубашку, дернул на себя, выпрямился.
– Вот дерьмо, – раздосадованный голос едва пробивался сквозь шум в ушах. – Вот дерьмо… Эй, Реджи. Редж, кончай скулить.
Давясь слезами, Реджи попытался натянуть штаны, но получил по рукам. Шон помог, после чего, просунув пальцы под ошейник, потянул вверх. Дрожа и сглатывая тошноту, Реджи кое-как сел, отполз подальше от лужи, прислонился к мокрой стенке чана и закрыл руками лицо. Хотелось просто сидеть, не замечать ни ломки, ни головной боли, ни отвратительной горечи на языке…