Как же его звали?
Напрягая гудящий, будто опухший после вчерашней попойки мозг, Питер силился вспомнить имя давным-давно умершего старика. Почти сдался, когда ласковый и сегодня совсем не злой шепот напомнил:
– Стивенс. Алан…
Губы Питера шевельнулись, прикрытые веки дрогнули. Жизнь, разделенная на «до» и «после», пронеслась перед внутренним взором чередой смазанных образов. Кольнула привычным ощущением потери и разочарования. Отозвалась неверием в то, что сегодня он – недавно, казалось бы, еще совсем мальчишка – уже взрослый тридцатилетний мужчина.
Питер не верил в это подобно тому, как не верил цветной афише на бетонном столбе. И билбордам, загорающимся по вечерам. Они, как и время, словно издевались над ним, пытаясь убедить в том, чего попросту не могло быть.
– Впервые в Рино?
Голос рядом, движение – робкое, едва заметное.
Обернувшись, Питер скользнул взглядом по невысокой худой женщине средних лет. Одетая в длинное платье и старый, явно мужской пиджак, она мерзла, куталась в него. Зима в этих краях не радовала теплом.
– Нет, – слегка раздосадованный тем, что его отвлекли от погружения в себя, буркнул он.
– А… – женщина кивнула, ее выбившиеся из собранного пучка волосы шевельнулись на прохладном ветру. – Я думала, турист. Уже полчаса здесь стоишь, пялишься…
Питер никуда не пялился, но все-таки перевел взгляд с женщины на афишу, сжал челюсти:
– Не турист.
– По делам? На военного не похож. Из НКР или…
– Или.
Помимо собственной воли рассматривая афишу, Питер теперь не думал о времени. Он думал о сожженной деревне и своих мертвецах. А еще о том, что объявления наверняка врут: не могло же настоящего легионера и правда занести так далеко. Не могло этого случиться, иначе зачем он, Питер Максвелл, вообще бежал из Мохаве? Какой в этом смысл?
«А смысла и нет», – в долю секунды понял Питер. Ни в чем, что происходит вокруг, нет никакого смысла. Ни в бегстве, ни в этих проклятых афишах, ни в небе, которое уже не первый час то набухает тяжелыми тучами, то застилается туманно-облачным покрывалом. Словно хочет, но никак не решается разродиться дождем, потому что это неправильно. Январь здесь всегда сух и стерильно чист. Тучи в конце концов развеются и исчезнут, а ощущение бессмысленности останется. Никуда оно, черт бы его подрал, не денется.
Кто-то наверху, по ту сторону серой хмари, сейчас наверняка заливается злобным хохотом.
– Это Реджи.
Подойдя ближе, женщина остановилась, и Питер почувствовал запах. Так пахнут бомжи и выпивохи. Или гули – особенно те, которые не шибко следят за собой.
– Реджи, – повторила женщина. – Наша знаменитость. Выступает в клубе Дюпона. Говорят, почти никогда не проигрывает.
Питер хмыкнул:
– Дурацкое имя.
– Почему?
– Да так… У меня был пес. Его тоже звали Реджи. Тупая тварь, – он сплюнул вязкую, противную слюну с привкусом вчерашней гулянки. – Пришлось пристрелить. С тех пор не люблю собак.
Крупноформатный цветной плакат, напечатанный явно не на самой дешевой бумаге, тыкал в лицо бойцовской ареной. Схематично нарисованные лица десятков зрителей были устремлены на человека, стоящего в самом ее центре. Его лицо скрывалось за очками и маской, а костюм вполне достоверно имитировал до боли знакомую форму.
Питер последние пару недель постоянно натыкался на эти плакаты, а вечерами, проходя мимо расфуфыренного клуба некоего Сола Дюпона, нередко видел объявления о следующем бое и сводки ставок. Слышал разговоры, слухи, сплетни…
Этот Реджи пользовался популярностью, и Питер не был уверен, нужна ли здесь правда. Хочет ли он знать наверняка, настоящий это легионер или за маской скрывается обычный ряженый шут, развлекающий гуляк и приносящий солидные прибыли своему боссу.
Мысль о том, что все может оказаться фикцией, просто приманкой для туристов, почему-то казалась неприятной. Почти кощунственной. Словно здесь смеялись над тем, что там, в сотнях миль к востоку от «Города греха», было настоящей, страшной угрозой, несло другим страдания и смерть.
– Ерунда какая-то, – пробормотал Питер, рассматривая изображение. – Невозможно.
Женщина уже стояла совсем близко, он покосился на нее, и она ответила ему пустым, равнодушным взглядом. Он машинально отметил влажные глаза, синяки под ними, впалые щеки и воспаленную, шелушащуюся кожу вокруг ноздрей и потрескавшихся губ. Видимо, дамочка давно и плотно сидит на винте и сейчас ей явно не помешает очередная доза.
– Почему ты так говоришь? – она обратилась к нему с вопросом, но Питер лишь пожал плечами. Зачем-то поинтересовался:
– И давно он здесь?
Женщина задумалась, прежде чем ответить. Опустила взгляд, возможно подсчитывая, припоминая.
– Пару месяцев или около того, – сказала наконец. – Говорят, Дюпон притащил его аж из самого Вегаса, выкупил у какого-то сброда.
– Хм, – Питер, невзирая на тяжелую голову, напрягся, болезненно ноющие извилины заработали. Осторожно шевельнулся интерес. – Выкупил? Как понять «выкупил»?
– Так это ж… – женщина усмехнулась, и, разглядев широкие прорехи между ее утонувшими в деснах зубами, Питер понял, что не ошибся насчет химии. – Реджи парень подневольный.
Она поднесла худую, костлявую руку к собственному горлу и легонько сжала его, глядя Питеру в глаза. Он несколько секунд смотрел в недоумении, а затем понял и не сдержал недоверчивой ухмылки:
– Полная херня. Ни один из этих сраных фанатиков не позволил бы надеть на себя ошейник. Сдох бы, вены бы себе перегрыз, но не позволил.
Он отвернулся от афиши, осмотрел длинную широкую улицу, уходящую на север темной полосой вполне приличного асфальта. Задержался взглядом на впечатляющей арке, которая гласила, что Нью-Рино – это «самый большой маленький город в мире».
На улицах сегодня было немноголюдно. Ветер дул с запада, сквозь унылую пелену облаков едва проглядывался тусклый светлый диск, и в такую погоду по аккуратно выложенным бетонным плиткам не прогуливались толпы игроков и туристов. Все они расползлись по казино и борделям, а может – свернули в одну из подворотен Девичьей в поисках более опасных, но и более интригующих развлечений.
Ошиваясь в окрестностях, Питер выяснил местоположение нескольких притонов, работающих втайне от Райтов и Ван Граффов. Не первый год два самых влиятельных мафиозных клана Рино, которым новоиспеченные «хозяева» Стрипа и в подметки не годились, грызлись друг с дружкой, делили город. Они словно не замечали многого из того, что происходило у них под самым носом. Или замечали, но просто не находили времени на то, чтобы навести порядок. Конечно, на легионера (если это и впрямь легионер) им тем более наплевать.
– Они никогда не сдаются, – пробормотал Питер. – Даже когда проигрывают. Каждая их смерть – как пощечина, как плевок в лицо. Они не боятся умирать, а кто не боится, тому и терять нечего. Они хотят, чтобы все об этом знали. Даже проигрывая, эти ублюдки уходят победителями. Каждый долбаный раз. Это, черт возьми, выводит из себя. Тяжело с ними воевать. Тяжело и… страшно.
– Вот оно как, – его собеседница слегка улыбнулась. – Я не знала. Может, и он, – она кивнула на афишу, – всего этого не знал? Или не захотел…
Очередной порыв пронизывающего ветра отвлек Питера от тщетных попыток понять вопрос и найти ответ. Он поежился, вздохнул. Вспомнил, что ничего не ел с самого утра.
Прекрасный день, чтобы отметить тридцатилетие.
– …на Второй, – пробилось до него через вязкую паутину собственных мыслей. – Обычно по вечерам. Но учти, с ним постоянно кто-то из парней Дюпона, один не ходит.
– Чего-чего? – не понял Питер.
– Реджи, – женщина ткнула пальцем в афишу. – Говорю, его часто можно встретить на Второй. Шляется с охраной, в лавки заглядывает…
Питер фыркнул:
– Правда, что ли?
– Прошвырнись там вечером – сам увидишь. Или вон, – она кивнула на плакат. – Сходи, развлекись. Ставь на легионера, красавчик. Не прогадаешь. Только оденься поприличнее, кого попало внутрь не пускают.