Что-то больно дернулось в груди. Натянулось, лопнуло.
– Да черта с два этот ублюдок легионер! – вырвалось само, неожиданно и резко. – Я видел их… я сражался с ними. Никто из них не стал бы… не стал… Твою мать, – он раздраженно махнул рукой. – К дьяволу этого вашего Реджи. И чего я здесь с тобой торчу… У меня сегодня день рождения.
Он уставился на женщину, и она, кажется удивленная столь резкой сменой темы и настроения собеседника, натянуто улыбнулась. Отступила, сошла с тротуара на слегка побитую дорогу.
– Гребаных тридцать лет исполнилось, – веско дополнил Питер. – И, черт возьми, в свой день рождения я нихрена не хочу думать о легионерах. Пошли.
Он сделал несколько шагов. Остановился и обернулся. Женщина застыла там же, где он ее оставил, смотрела ему вслед.
– Ну? Ты идешь?
– Куда? – настороженно спросила она, еще плотнее кутаясь в пиджак.
– Пить, – бросил Питер. – И жрать. Доза нужна? Двигай за мной, – он кивнул в нужном направлении. – Сегодня праздник, я угощаю.
Легионер действительно был неплох. Крепкий, проворный, молодой. Питер не дал бы ему больше двадцати, но со своего места не мог определить точнее. Да и после жесткой попойки накануне в ушах шумело, слегка подташнивало, трудно было сфокусировать взгляд. А от воплей восторженной толпы едва отпустившая к вечеру голова разболелась снова.
Он наблюдал, как парень в каком-то подобии легионерской брони стремительно скользит по рингу, уходя от ударов противника. Как поднимается после партера, встряхивая россыпью коротких темных волос. Машет кому-то рукой, и, проследив за его взглядом, Питер увидел безносую гуличью рожу, выглядывающую из-под широкополой светлой шляпы.
Сам Дюпон здесь. Считает баллы. Следит, контролирует.
Определенно – контролирует. Питер плохо разбирался в электронике и в сочетаниях электроники со взрывными устройствами, но одного взгляда на ошейник было достаточно, чтобы понять: не бутафория, настоящий. Он понятия не имел, как относятся правящие в Рино к подобным вещам, но сдавался перед фактами.
Легионер. В рабском ошейнике. Какая дивная, жестокая ирония. Пусть многое, что Питер знал о Легионе Цезаря, шло вразрез с тем, что он видел здесь и сейчас, однако вспыхнувшая накануне злость испарилась. Растворилась в ощущении мягкого и какого-то чертовски уютного удовлетворения.
«Нравится, сукин сын? – мысленно спрашивал Питер, пока мальчишка в драной юбке поправлял «ожерелье», видимо натирающее вспотевшую кожу. – Нравится ощущать на собственной шкуре все это дерьмо?»
Впрочем, парень не выглядел забитым, голодным или глубоко несчастным. Он широко улыбался публике рядом ровных, целых зубов, о чем-то трепался с Дюпоном в перерывах между раундами. Ему подносили воду, какой-то рыжий бородач перематывал сбившиеся боксерские бинты, поверх которых здешние бойцы не надевали перчатки.
Женщина, сидевшая по правую руку от Питера, взвизгнула и подскочила, когда противник едва не отправил паренька в нокаут в ходе четвертого раунда, но все обошлось. Реджи нашел в себе силы встать на шестой секунде, утерся, встряхнулся.
Упертый, подумал Питер, не сводя с него глаз. Упертый, быстрый, сильный. Хорошо обученный. Что-то из того, что этот парень показывал, Питер уже видел раньше. В Аризоне и в Мохаве, в ходе стычек с натасканными на рукопашный бой одиночными отрядами легионеров. Тут наверняка не один год на подготовку ушел, а значит…
Нет, он точно не ряженый шут и не обиженный судьбой бедолага, оказавшийся в рабстве у предприимчивого дельца. Афиши все-таки не врут… Но что с того?
Питер задал себе этот вопрос в конце пятого раунда, когда противник бессильно бил ладонью, а Реджи, не позволяя ему подняться, вновь смотрел на гуля, будто ожидал его и только его решения.
«Палец вверх или палец вниз». Питер усмехнулся.
Хорошо. Допустим. И что с того?
Питер видел, что не все зрители реагируют бурно. По другую сторону ринга, заняв первые ряды, скучковалась группа вояк в легко узнаваемой форме НКР. Они, как и Питер, просто наблюдали за происходящим, изредка наклоняясь друг к другу – очевидно, обмениваясь комментариями. Из-за игры света и тени с дальнего расстояния Питер не мог разглядеть лиц, но был уверен, что на них вряд ли застыло восторженное выражение.
Повезло говнюку, что Нью-Рино официально не входит в состав Республики. Чертовски повезло. И повезло, что в клуб Дюпона не допускаются посетители с оружием. Свой ПП Питер сдал на входе, получил жетон и обещание, что ствол ему вернут в целости и сохранности. Эти ребята из НКР наверняка тоже безоружны.
Предусмотрительно со стороны Дюпона, ведь, не ровен час, кто-нибудь да пальнет. Многие потеряли в войне с Легионом тех, кто был им дорог, а солдаты НКР лучше остальных знают, каково это – видеть, как боевые товарищи гибнут от рук орды полуголых дикарей.
Судьи подсчитывали баллы, но уже было ясно, кто победил. Он поднимал руки вверх под радостный рев зрителей, обводил взглядом набившихся в просторный зал зевак. Часть из них, не дожидаясь судейского решения, уже шла туда, где выстраивалась очередь на раздачу выигрышей. А Питер, подавшись вперед, всматривался, вслушивался, не обращая внимания на головную боль и пересохшее горло.
Пытался понять, какого черта.
Что-то с лицом у этого пацана. Что-то такое… неуловимое, тревожное, смутно…
«…знакомое?» – шепнуло в голове.
Нет.
Питер моргнул, облизнулся. Снова в дурную голову лезет всякая чушь. Нужно бы выпить. Да, неплохо было бы еще выпить. И накатить чего-нибудь сверху. Чего-нибудь покрепче, позабористее, чтобы вытрясти из мозгов хотя бы часть этого проклятого шизофренического бреда.
Легионер больше не улыбался. Он, держась за канаты, стоял и ждал, пока Дюпон наговорится с каким-то узкоглазым толстяком в темном деловом костюме. Осматривался по сторонам, один раз даже зевнул, видимо совсем расслабившись после боя.
Питер, возле которого уже почти не осталось других зрителей, окаменел, когда мальчишка посмотрел прямо на него. Рука без мизинца, лежащая на колене, сжалась в кулак.
«Отвернись, – подумал он. – Не смей на меня пялиться».
Но в следующую секунду он сообразил, что легионер его, скорее всего, даже и не заметил. Просто мазнул взглядом по оставшимся зрителям, скучая, дожидаясь своего хозяина. Наверняка устал после боя, и вон к нему уже торопится рыжий бородач, тащит бутыль с водой и какие-то тряпки.
Легионер снова улыбнулся, и Питер едва не застонал от накатившего мощного чувства, которое вдавило его в узкое, жестковатое сиденье.
Ну знакомая же, черт подери, рожа! Знакомая. Он уже видел его раньше. Возможно – быстро и мельком. Возможно – издалека или достаточно давно, чтобы забыть подробности, однако…
– Да к черту.
Он заставил себя подняться и осторожно, давая возможность затекшим ногам размяться, начал пробираться к выходу. На Реджи не оглядывался, думал лишь о том, как побыстрее оказаться снаружи, протиснувшись сквозь слегка помятую, но весьма оживленную толпу. Нужно забрать свои вещи и постараться не попадаться на глаза военным. Шансы встретиться со знакомыми крайне невелики, но на всякий случай лучше не испытывать судьбу.
Наконец его обдало свежим ночным воздухом. Питер просочился мимо компании курильщиков, выстроившихся вдоль стены. Успел заметить, как из клуба с каменными лицами выходят солдаты НКР, а затем увидел знакомую фигуру, бредущую к нему с другой стороны дороги.
– Почему так долго?
– Очередь, – буркнул Питер, нашаривая в кармане пачку сигарет. – На выходе, за вещами. Ствол забрал, – он хлопнул себя по бедру, на котором снова болтался пистолет-пулемет.
– Ну и как?
– Да дерьмо. Полное дерьмо. Ты, кажется, была права.
– А ты не верил.
Тусклая щербатая улыбка не вызывала желания улыбнуться в ответ, и Питер даже не пытался скрыть недоумения и раздражения.
– Почему НКР ничего не делает? – спросил он таким тоном, словно его собеседница лично несла ответственность за деятельность Республики в этом регионе. – Какого черта они просто смотрят и…