— Убирайтесь с дороги!
Он рукой оттолкнул Зака в сторону так, что тот пошатнулся и чуть было не потерял равновесие. Зак выпрямился и крикнул:
— Клауд! Черт возьми, погодите минуту!
Клауд не отозвался. Он шел широким шагом, крепко держа сына за руку. Подойдя к старому «шевроле», он открыл дверь, посадил сына, затем сел сам, хлопнул дверцей и резко взял с места, подняв тучу пыли под визг задымившейся резины.
Зак наблюдал, как оседает пыль. Взяв Пенни за руку, он мрачно произнес:
— Пойдем-ка лучше поужинаем.
Глава седьмая
Няня прибыла точно в 19.45. Это была шестнадцатилетняя брюнетка с огромными карими глазами и слишком большим ртом. Губной помадой она не пользовалась. На ней были джинсы и спортивная майка. Она выглядела, как преподаватель физкультуры в женском колледже. Глядя на нее, можно было подумать, что в свободное от работы время она сражается с крокодилами.
Она начала обходить весь дом, и первое, что она заявила, было:
— Не люблю рок-музыку.
— Не любишь?
— Нет. Это удивляет вас, не так ли?
— Это и впрямь меня удивляет, — ответил Зак.
— Думаете, все подростки обязательно любят рок? А я вот не люблю. Я уверена, что нельзя быть конформистом. А подростки — это самые что ни на есть конформисты.
— Я тоже так думаю, — согласился Зак. — Вот спальня Пенни. Если пойдет дождь или станет прохладно, закрой окно, ладно?
— Ну конечно. Мое полное имя — Телониус Форд, вы этого не знали?
— Нет, не знал.
— Ну конечно. Мои родители назвали меня в честь Телониуса Монка. Есть такой джазовый музыкант.
— Понятно.
— Моего брата зовут Крупа Форд. Вы знаете Джина Крупа, конечно?
— Конечно.
— Мои предки просто балдеют от джаза, — сообщила Телоу. — Вот поэтому нам и достались такие имена.
— Это очень интересно, — отозвался Зак.
Еще перед ужином он узнал телефон Инид Мэрфи. Она постоянно отдыхала здесь летом, и за небольшую плату телефонная компания внесла ее имя в местную книгу. Он дал Телоу номер телефона со словами:
— Если что-нибудь случится, позвони мне по этому номеру.
— Не беспокойтесь, — ответила Телоу, — я опытная няня.
— Вижу. Но если что-нибудь будет не так…
— А что может быть не так?
— Ну, не знаю. Но на всякий случай меня можно найти по этому номеру.
— Ясно. А ну-ка, Пенни, иди сюда, — улыбнулась она, — я расскажу тебе одну историю.
Зак поцеловал Пенни:
— В полдесятого, хорошо, моя маленькая?
— Ладно, — ответила она. — Желаю приятно провести время. — И она вскарабкалась на мощные колени Телоу.
Когда он приехал, вечеринка уже была в самом разгаре. Он остановил машину возле пограничного берегового поста, закурил сигарету и не спеша направился к дому. Он вдруг почувствовал себя в странном и на удивление неудобном положении. Он нервничал: вот уже год как он избегает всех приглашений. Он буквально стал отшельником, и если выходил куда-нибудь, то только с Пенни. А вот теперь он шел на вечеринку. Один. Без Мэри. Он остановился у белого штакетника. Небо надо головой было почти черным, усеянным крупными серебристыми звездами. Он слышал шум океана, несмолкающие вопли чаек, собравшихся на свой птичий конгресс на Галл-Айленд. Он вспомнил, что как-то в прошлом году Мэри сказала по поводу ранней утренней перебранки чаек: «Они, наверное, обсуждают книгу под названием „Надо ли птицам объединяться?“». Он мрачно улыбнулся этому воспоминанию. Огонек его сигареты ярко тлел в темноте. Из дома доносился веселый смех. Кто-то начал наигрывать на пианино, и вдруг у него пропало всякое желание идти туда, ему захотелось уйти, быстро и незаметно, захотелось вернуться к дочери, вернуться к воспоминаниям о женщине, которая когда-то наполняла всю его жизнь. Он раздавил окурок и повернулся к машине.
— Зак? — позвал вдруг чей-то голос.
Он замер.
— Что же вы не заходите?
Он обернулся. В проеме двери стояла Инид Мэрфи. Мягкий приглушенный свет из дома искрился в ее белокурых волосах. Она была одета в черную блузку с глубоким вырезом. На бедрах вспыхивала бирюзовым светом юбка с пояском в виде серебряной цепочки. В ушах поблескивали серебряные сережки с бирюзой. Она шагнула из дверного проема, и золотистый ореол на ее белокурых волосах пропал. Белокурых волосах…
Тут он вспомнил, что волосы, зажатые в мертвом кулаке Ивлин Клауд, были тоже белокурыми, и задал себе вопрос: действительно ли Инид Мэрфи приходила к нему сегодня, только за тем, чтобы взять интервью?
— Да-да, — отозвался он, — иду.