И пусть огонь в твоем сердце никогда не погаснет
- И пусть огонь в твоем сердце никогда не погаснет, - разнесся по каменным коридорам усадьбы хохот, и одновременно с этим раздался полный ужаса и невыносимой муки крик.
- И пусть огонь этот горит вечность, - бесновался голос, отражаясь от теряющихся в темноте сводов комнат, от цветных, запорошенных пылью витражей. Скатываясь вниз по лестнице и просачиваясь сквозь дубовые двери.
- Ayudame... - шепот, обворожительный голос; невидимые губы коснулись ушной раковины, и в шепоте этом были мольба и отчаяние.
Запах сирени среди зимы, стук быстро бьющегося сердца, пробивающийся сквозь злой крик ветра. Жар тела в самом центре метели.
- Audame.... Audeme... Помоги мне! - взорвался голос в голове фальцетом. И слился с воплем проснувшейся Карины.
- Боженька мой, Пресвятая Дева, - выскочила из смежной комнаты босоногая нянька, осеняя себя на ходу крестом. - Да что стряслось-то такое?
Даже скудного лунного света хватило женщине, чтобы увидеть, как бледна ее воспитанница.
Тонкие руки вцепились в пышное вышитое одеяло, плечи под ночной рубашкой тряслись как в лихорадке.
- Голос... здесь был кто-то, - прошептала девочка, тяжело дыша. Няня успокаивающе погладила ее по голове.
- Так ведь в доме полно народа, Карина, - ласково ответила она. - Кто-то проходил мимо, или музыка внизу играла слишком громко. Вот тебе сквозь сон и почудилось. Бог не допустит, чтобы с таким ангелочком как ты что-то приключилось.
Девочка подняла на няню черные, широко распахнутые глаза.
- Он просил о помощи, - всхлипнула она и уткнулась женщине в пахнущее тальком и ситцем плечо.
- Давай-ка я спою тебе колыбельную, - предложила няня встревоженно, помогая Карине улечься и подтыкая одеяло. - Ты просто переволновалась вечером, - продолжила женщина, неодобрительно поджимая губы. Про себя она подумала, что бедной девочке предстоит еще немало потрясений, если ее взбалмошная мать продолжит рассказывать той на ночь эти безбожные истории о призраках и духах.
Леди Вейсер всегда отличалась излишней впечатлительностью и экзальтированностью, в противовес своему практичному, спокойному мужу. Приняв любезное приглашение двоюродной тетки лорда провести летний месяц в ее загородном доме, леди Вейсер обнаружила в лице леди Скоутер, вдовы и добропорядочной христианки, верного друга и единомышленницу. Истовая вера леди Скоутер в загробную жизнь и лучший край, сочеталась в ней с детским восторгом, испытываемым от всех историй про медиумов, духов и призраков, несчастных возлюбленных, встретившихся в посмертии, или добропорядочных супругов, воссоединившихся там же.
Рассказав друг другу все, что только было можно, две леди огляделись и обнаружили, что некоторые из гостивших по соседству дам под внешней маской равнодушия и благопристойности прятали такую же жадную до щекочущих нервов историй, наполненную мистическим трепетом душу. Так и случилось, что сочетание титула, древней фамилии, изящества леди Вейсер и безукоризненной репутации леди Скоутер позволило в короткий срок превратить дом Скоутеров в центр жизни обычно чопорного и спокойного края. По быстро установившемуся порядку, отведав изысканный ужин, дамы удалялись вместе с леди Скоутер и леди Вейсер, чтобы допоздна предаваться мистическим рассказам.
И хотя пастор местного прихода никоим образом не мог одобрить подобное времяпрепровождение, прекрасная грудинка, подаваемая на ужин в те дни, когда пастор получал любезное приглашение, несколько сглаживала его недовольство.
Шарлотте Броукс, преданной всей душой своей воспитаннице няне Карины, дом Скоутеров казался наименее подходящим местом для того, чтобы растить благовоспитанную, разумную леди. Однако мать девочки и слышать не желала о том, чтобы уехать или отправить Карину с няней обратно в город, а лорд Вейсер, чуть не потерявший жену при родах, отныне и, похоже, до самой смерти собирался во всем ей потакать.
Няня закончила петь колыбельную и прислушалась к ровному дыханию девочки. Прочитав молитву, Шарлотта неслышно поднялась с кровати и ушла к себе, оставив дверь меж комнатами открытой. Вера в бога, что защитит от всякого зла и подлости, в этой суровой, рано потерявшей родных молодой женщине была так крепка и незыблема, что разрушить ее не могли никакие истории, никакие события и никакие снящиеся кошмары.
- Aydame! - метался под потолком голос. - Aydame, por favour!
***
Изящные тонкие пальцы закончили заплетать тяжелую косу. В тусклом пламени свечи волосы отливали бронзой - точь-в-точь как дверные ручки особняка.