Как мне назвать тебя?
Это написано им о том, когда ты смотрела мне в глаза 8 ноября перед моим уходом…
Послезавтра в Парламенте большой карнавал. Ты знаешь, я всегда любил танцевать, а теперь эта «страсть» разгорелась с новой силой. Причем с тех пор, как я вернулся из Союза, я «вдруг» научился вальсировать и стал ярым поклонником вальса. А если бы еще с тобой!
Между прочим в №8 «Огонька» большая, правда, не очень удачная фотография Парламента. Посмотри, у него очень интересная архитектура (а еще проще в БСЭ посмотри Будапешт или Венгрия).
Никак не могу дочитать «Тегеран», к концу становится страшно скучно.
Если бы я был поэтом, я писал бы сейчас замечательные стихи – смесь Лермонтова и Симонова. Я часто хожу с тобой по улицам (иногда Москвы, иногда Будапешта), слушаю музыку, катаюсь на лодке, сажусь ужинать, иду в театр, кладу голову на твое плечо… Я люблю тебя, моя Сказка!
твой Женя
24.II.54
Линуська, моя родная!
Сегодня, наконец, вырвался на каток. Это не так-то просто. Регулярно я ходил на каток зимой 1947 года, потом был один раз в 48-м, и с тех пор ни разу. Сейчас я в отпуску (осталась неделя от прошлогоднего), и я решил хотя бы в конце зимы, хоть раз сбегать (главным образом, чтобы потом не краснеть, т.к. насколько я знаю, моя жена очень хорошо бегает). Коньки у меня неважные, никогда я особенно мастером этого дела не был, но на этот раз самому себе на удивление держался страшно свободно, не только ни разу не упал (!), но даже балансировать не пришлось.
Вот только левый вираж не получается. Но как чудесно было на катке. Представляешь, температура -2, чуть ветер, солнце и музыка. Каток, правда, у нас малюсенький, меньше, чем динамовский на Петровских линиях, зато искусственный. Плохо было только то, что одному на катке очень скучно (из всех-всех моих знакомых никто на коньках не катается). Вот с тобой бы…
Бал в Парламенте прошел неплохо, но чего-то не хватало. Был обширный буфет, мы изрядно «угощались» и я, что называется, перепил. Это не в первый раз, я страшно разозлился и твердо решил кончить это глупое бахвальство «умением выпить». А главное, я представил, что было бы, если бы ты увидела меня в таком виде. Увидишь, моя любимая, этого никогда не будет.
Кончил, наконец, «Тегеран». Начинаю Пуйманову.
Ненаглядная моя, у меня опять какой-то приступ тоски по тебе. Просто мучительно хочется обнять и поцеловать тебя. Ласточка моя, я так жду тебя. Линусь, ты по крайней мере используй время, готовься к тому, чтобы приехать. Ты ведь не раздумала. Сказка моя?
26. II. 54
Линусь, милая моя!
Приступ продолжается, вот и пишу, чтобы быть хоть немного ближе к тебе. И как люди живут по нескольку лет в разлуке? Просто не понимаю. Это ведь страшно трудно. Только ты не думай, что я боюсь. Как условились – сколько понадобится. Но все же лучше бы поскорее… Зато я теперь понял, что все истории, где верность – проблема, просто выдуманы. Верность – это очень просто, если только действительно любишь. По-моему, если очень любишь, то неверным быть трудно, а просто трудно переносить состояние разлуки.
Вчера достал 3-ую и 7-ую Бетховена и сейчас слушаю обе подряд (дирижирует Иванов). Наконец, удалось окончательно установить, что ведет 7-ая. А у тебя? (затем 3-ья и потом 5-ая). По-моему, это вершина музыки.
Вот уже несколько дней, затаив дыхание, слежу за «целинниками». Ведь это, пожалуй, еще труднее, чем Комсомольск. Там хоть город себе строили. И снова вопрос: а ты бы поехал? А ты бы, Линусь?
На днях иду на Моисеева, он у нас в гостях (кажется, третий раз). Ты видала «Мир и дружбу»? (говорят, очень хорошо. Жалко, Рихтер заболел, не приехал. С удовольствием бы послушал. Теперь пианиста вовсе не будет. А на Ситковецкого не пошел. Я его как-то слышал еще в Москве – не понравился.
Линусь, я подписываюсь на «Историю русского искусства», так что ты не подписывайся. Зачем нам два экземпляра.
Сидел дома, три дня не брился. Я сейчас колючий-колючий.
С 1 марта и у нас вводят восьмичасовой рабочий день. Времени будет больше. Правда через неделю у меня начинается новая работа – будут часто-часто командировки по две-три недели. Это, возможно, отразится на регулярности моих писем.
По радио передавали «Времена гола» Лятошинского. Слышала?
У нас скоро весна, я так люблю солнце, но ты так далеко.
10. III. 54, Будапешт
Линусь, родная моя!
Вот уже три недели от тебя опять нет письма. Если бы ты знала, как оно мне нужно сейчас. Снова что-то не получается в отношениях с людьми ( у меня это иногда бывает) и поэтому мне как-то грустно (что бывает чрезвычайно редко и поэтому непривычно). И все эти дни мне так хотелось увидеть на столе конверт, подписанный родной рукой, но напрасно. Линусь, страшно трудно без тебя.