– Прости, Наташенька. Я не спросил: можно ли здесь курить?
– Кури, пожалуйста, – сказала Наташа. Она стояла спиною к нему, наклонясь над столом – расправляла, разравнивала смявшуюся скатерть. – Вообще не стесняйся, все пустяки.
– Ну как, пустяки, – возразил он, придвигаясь к двери, – неудобно, все-таки. Пришел в дом, надымил.
Легким небрежным движением толкнул он дверь. Она скрипнула, поддалась… И сейчас же, в образовавшуюся щель, просочился быстрый, приглушенный голос Сергея:
– Да, да. Он самый. Безусловно! Ну, не знаю, наверное, еще не скоро. Пока посидим, пообедаем… Ага, ага. Ладно. Постараюсь!
Звякнул рычаг. В коридоре зашлепали шаги. Игорь отшатнулся от двери – повернулся к Наташе. Она копошилась теперь у комода, доставала тарелки. Он сказал, шагнув к ней:
– Давай уж я, что ли, пособлю тебе – а? Наташа? И в ту же секунду на пороге появился Сергей.
– Ну, зачем же вам, – проговорил он, – не беспокойтесь, сидите, ради Бога… Вы – наш гость!
За короткий этот срок он изменился разительно – стал совсем другим. Он как-то вдруг оживился, повеселел, преисполнился странной бойкости. Хлопотливо подскочив к жене, он принял у нее из рук тарелки – со стуком расставил их. Смахнул со скатерти какую-то пылинку. Оглядел стол, задумался на мгновение. И сказал, потирая руки:
– Все, вроде бы, в ажуре. Одного только не хватает – водочки. Может сходить, – ты как думаешь, Наташа? Все же ведь – встреча… Такой гость… Уж если принимать, так по-настоящему!
– Как хочешь, – сказала она. И внимательно, испытующе, посмотрела на мужа. Перемена, происшедшая с ним, удивила ее и озадачила. Озадачила, пожалуй, сильнее, чем та напряженность и подозрительность, с какой он держался вначале. – Если хочешь – сходи…
– Но ты-то сама – как? Не возражаешь?
– Нет, наоборот. Я бы сейчас тоже выпила.
– Ну, вот и ладно.
Он натянул пиджак и поспешно направился к выходу. Едва лишь на лестнице заглохли его шаги, Игорь сказал:
– Вот что, милая. Мне сейчас придется уйти отсюда, понимаешь? Уйти – и как можно скорей!
– Но почему? – изумилась Наташа. – Что еще стряслось? Если это – из-за Сергея…
– Да как тебе сказать. – Он замялся, наморщась. – В общем, боюсь, что сюда – с минуты на минуту – вломится милиция.
– Милиция? – повторила она растерянно. – С какой стати? За кем?
– За мной…
– Ты это – серьезно? – спросила она, запинаясь.
– Вполне.
– По-моему, ты что-то не договариваешь, скрываешь…
– Потом я все тебе объясню, – перебил он ее, – а пока вот что. Давай договоримся, где мы можем встретиться? Когда и как?
Спустя минуту, Игорь уже стоял на лестничной площадке. Лицо его было пасмурно, к губе прилип тлеющий окурок. Он стоял, прислонившись к перилам лестницы, – осматривался и соображал.
Восьмой этот этаж был последним. Выше начинался путь на чердак. Отсюда, с площадки, был виден краешек чердачной двери… Первой его мыслью было: туда! Наверх! Но тут же он передумал – принял другое решение.
Тщательно раскурив папиросу, Игорь – метким щелчком – зашвырнул ее на ступеньки, ведущие к чердаку. Сделал он так неспроста. Дымящийся окурок заметен. Милиция, без сомнения, сразу же обратит внимание на такую деталь…
Он спустился по лестнице до середины пролета. Здесь помещалось окошко. Невысокое и пыльное, оно выходило прямо на улицу. Прежде чем исчезнуть из дома, следовало проверить: все ли благополучно в его окрестностях… Резко, рывком (чтобы не было скрипа!) распахнул он оконную раму, выглянул наружу. И тотчас же отшатнулся, вобрал голову в плечи. Потом снова, украдкою, приник к окну.
Он увидел внизу – на обочине тротуара – фигуру Сергея. Сергей был не один. Плотно придвинувшись к нему, стояли двое мужчин в перепоясанных плащах и одинаковых темных кепках. Они – все трое – о чем-то оживленно толковали. В руках у Сергея зажата была бутылка; она казалась ослепительно белой, в ней плавилось и отражалось солнце.
Вот Сергей отступил на шаг, повернулся, указывая на дом. Бутылочное стекло в его руке сверкнуло и брызнуло режущим светом. Это было – как выстрел. Как беззвучный выстрел… Больше Игорь уже не смотрел. Он знал теперь, что из дома ему не выбраться, не уйти незаметно. Он – в западне, в капкане!
Не раздумывая, он двинулся дальше – вниз. Дойдя до шестого этажа, он осторожно приблизился к одной из дверей. На табличке, прибитой к ней, значилась женская фамилия. Игорь замер, прислушиваясь. Уловил неотчетливую, слабо, как дуновение, звучавшую музыку. И надавил кнопку звонка.
Немолодая, грузная, в пестром халатике женщина, строго спросила, отворив дверь:
– Вам кого?
– Извините, пожалуйста, – пробормотал Игорь, – у меня вот какое дело… Я, понимаете ли, ищу одного человека…
Он назвал фамилию Наташи; расчет его был прост и точен. Стоило бы ему только произнести любое другое, выдуманное имя, – и диалог с этой женщиной мгновенно кончился бы, пресекся. Теперь же она сказала участливо:
– Вы ошиблись, голубчик. Наташа живет на восьмом этаже. Угловая дверь – направо.
– Да, да, – покивал Игорь, – знаю. Я там был только что. Но вот беда: в квартире никого нет, понимаете…
Произнося все это, он – как бы невзначай, незаметно – наступал на хозяйку, теснил ее вглубь прихожей.
– Очевидно, ушла куда-нибудь. И, главное, неизвестно – когда вернется. А у меня времени в обрез. Через час надо быть на вокзале. Вот что обидно. Побывать в доме и уйти не повидавшись… Представляете?
Он говорил без умолку, торопливо и, в то же время, напряженно прислушивался к звукам на лестнице. Там, в отдалении, возникла какая-то возня, смутный шорох. Вспыхнули и заметались голоса, многократно повторенные эхом. Застучали шаги. Шаги множились, приближались.
Игорь находился теперь в прихожей – за порогом. Оставалось последнее: захлопнуть за собою дверь… Это он и сделал со словами:
– Разрешите, я черкну ей записочку. Оставлю вам, а вы – передадите. Ладно?
– Конечно, конечно, – сказала она, – прошу вас.
Он вытащил из кармана смятый листок бумаги (с наташиным адресом), приложил его к запертой двери – расправил, разравнял. Затем старательно – огрызком карандаша – написал: «Дорогая Наташа! Сколько лет мы не виделись… Я так хотел повидать тебя, встретиться с тобою! И вот, видишь, как глупо все получилось…»
Шаги на лестнице множились, приближались. Судя по всему, шли трое, или четверо… Идущие поравнялись с дверью – протопали, сопя. И торопливо стали удаляться.
Игорь оглянулся на хозяйку. Сказал, вертя в пальцах затупившийся огрызок:
– Как-то неряшливо получается, грязно. Может, у вас чернила найдутся, а? Я бы переписал. Если, конечно, это возможно. Мне очень неловко вас беспокоить, но – сами понимаете. Такое дело…
– Понимаю, – засмеялась она, – да вы не волнуйтесь, не нервничайте. Идемте-ка в комнату!
Вскоре он уже сидел за столом, прихлебывал чай со сливками, хрустел печеньем. (Обед не удался – теперь он наверстывал упущенное!) Хозяйка – одинокая, скучающая, недавно вышедшая на пенсию – была женщиной радушной и любила поговорить. Наташу, как оказалось, она знала давно; когда-то работала машинисткой в одном с ней институте. Узнав, что Игорь – старый наташин друг, она сказала, улыбаясь, собрав морщинки у глаз и на полных щеках:
– Вот как! А я было подумала: вы недавно познакомились. Решила, что это так… флирт, приключение, какое-нибудь дорожное знакомство…
– Ну, что вы, что вы! – Игорь поднял ладони протестующим жестом. – Какой флирт!
– Ну, а что ж с того? – возразила она. – Ваше дело молодое…
– Нет, нет, – сказал он, – именно – дружба! Старая! А она, как известно, не ржавеет.
Так они сидели и беседовали неспешно. Здесь было уютно, чисто прибрано, покойно. Посвистывал самовар. Негромкая тягучая песня сочилась из стоявшей в углу радиолы. Песня была старая, памятная с детства… «Пара гнедых, – говорилось в ней, – пара гнедых, запряженных с зарею…»