«пресс». Для этого у них существует целый «джентльменский набор». Для начала
«карусель»: в течение недели-двух каждый день вас «заказывают с вещами» и бросают в
разные хаты. Давление на мозги жуткое. В тюрьме имеет огромное значение стабильность
вашего бедственного положения, какое-то внутреннее самоуспокоение за счет
обустройства в одной из камер, привыкания к ее обитателям, налаженности отношений с
ними. И вдруг все рушится в одночасье. Вы понимаете, что это не просто так, но уже до
чертиков надоело каждый раз по новой рассказывать о себе, отвечать на вопросы, прыгать
с нары на нару, собирать свой нехитрый скарб и снова его раскладывать. Но это еще не
все: с «тройников» могли бросить «на первый корпус», т. е. перевести из более-менее
сносных условий существования в невыносимый кошмар общей хаты. Меня, Стасова и
Знаменного, эта участь минула, но Черноусов таки попал почти на месяц на первый
корпус… Рассказывал, что когда вернулся на «тройники», радовался, словно вышел на
свободу.
Опять же, ваши продуктовые передачи, которые от таких переездов моментально
испарялись — а куда деваться? При «карусели» опера обычно выбирают камеры по
большей части одна хуже другой, в которых сидят «галимые» подследственные — ни
табака, ни чая, ни передач. Естественно, за знакомство приходилось выкладывать «на
общак» часть своих запасов, а то и все, что было. (Гораздо позже я узнал, что многие
просто договаривались с операми, чтобы им в камеру забросили кого-нибудь, кто получает
«дачки»). Мне «карусель» устроили в ходе судебного разбирательства, как раз перед дачей
мною свободных показаний, к которым мне нужно было подготовиться особенно
тщательно. За две недели я поменял четыре камеры, потом был небольшой перерыв, и за
неделю — еще три. Это им не помогло, и тогда при очередном шмоне в моих брюках
«нашли» купон достоинством в 100.000… Я прекрасно знал, кто мне его подкинул, знал и
опер, закрепленный за нашей хатой, но, улыбаясь, сказал, что это хранение
неположенного, и он должен отреагировать — 10 (!) суток карцера. А у меня в суде
свободные показания… Но о карцере я расскажу в свое время.
Следующий способ «прессинга» — переезд в «пресс-хату». Вы попадаете в камеру, в
которой сидят 2-3 человека, и которые давно продались оперчасти за какие-то блага и
теперь активно на нее работают. По большей части это бывшие спортсмены со
здоровенными кулаками. Здесь снова присутствует задание оперов: самым легким будет
создание невыносимых для вас условий жизни, в результате чего вы будете стучаться в
дверь и просить попкаря позвать опера, чтобы он вас перевел в другую камеру
(«выломитесь из хаты»). А опер уже, рассказывая вам как это трудно сделать, пообещает
помочь, если вы дадите показания на того-то или такие-то. Самым тяжелым последствием
может быть так называемое «опускание». Классический вариант — избиение при
посещении бани и обливание мочой. После этого по тюрьме быстро распускается слух,
что такой-то — «опущенный» (для «опущенного» есть еще одно название —
«невыебанный петух»). После этого, даже зная, что человека насильно «опустили» в
пресс-хате, никто из заключенных ни в СИЗО, ни в зоне не подаст ему руки и не сядет с
ним за стол — назад дороги нет. В тюрьме закон простой: лучше сдохни, но не дай себя в
обиду. Кстати, обписаться или опорожнить кишечник от боли при пытках тоже считается
недопустимым («бочиной»), и «запоровший бок» сразу переходит в разряд «обиженных».
Более подробно об этой ступени тюремной иерархии я расскажу в соответствующей главе.
В принципе, в пресс-хате могут срежиссировать и убийство неугодного подследственного.
Но это уже серьезное ЧП и все нужно обставить так, чтобы это выглядело несчастным
случаем. За время, когда я находился в Харьковском СИЗО, ничего подобного не
произошло, но старожилы рассказывали, что самоубийства в пресс-хатах в прошлом были
не такой уж и редкостью… Повторяю: все зависит от задания, поставленного «курам»
операми.
И еще один из вариантов. Время от времени закрепленный за хатой опер «дергает» ее
обитателей на разговор. Попкарь открывает дверь и звучит команда: «По одному!» Ага,
понятно, пришла «оперетта». Здесь преследуется сразу две цели: выслушать жалобы
заключенных, так сказать, с глазу на глаз и получить донесение от «курицы». В камере, где
понятия не имеют о подсадном стукаче (например, у нас в течение первых недель), долгую