эти годы что-то существенно изменилось.
Все шныри, обслуживающие администрацию, были «козлами» — осужденными, которые
«оказывали добровольную помощь администрации в поддержании порядка в колонии».
Эти мини-начальники проводили с войсковым нарядом или операми шмоны, вынюхивали,
выслушивали и докладывали начальству обо всех нарушениях внутреннего режима. На
левом рукаве они носили обязательную повязку — «косяк» с надписью «ОСПП» («Отряд
содействия правопорядку»). Если вы увидите по телевизору интервью с одним из
осужденных зоны — можете быть уверены, что это «козел»: никто из уважающих себя
зэков не станет рассказывать, как хорошо ему тут сидится. Основная масса «козлов» была
из «опущенных» или попавших в «непонятки» зэков, перед которыми стоял выбор: упасть
в ноги режимникам, попросившись в «козлы», и тем самым попасть под защиту «кума»
или испытать на своей шкуре все унижения, выпадающие на долю проигравшегося,
проспорившего или «опущенного» еще в тюрьме. Часто «цепляли косяк» еще и те, кому
никто не носил передачи. Питание одной баландой на зоне сулило большие проблемы со
здоровьем, а то и смерть от туберкулеза или дистрофии, и они, пытаясь выжить, шли в эту
весьма непопулярную среди заключенных команду. Дело в том, что «козлы» питались на
«помазанке» раньше всех, выбирая себе самое вкусное из общих котлов. На шмонах
режимники отдавали им все неположенное съестное, что удавалось обнаружить (на
рабочем месте или в рабочей комнате, шурше, запрещалось хранить пищевые продукты),
поэтому при шмонах «козлы» проявляли особое рвение, прекрасно зная, где у кого что
хранится.
«Козлы» посменно сидели на «вышках» — специально построенных наблюдательных
башенках, откуда были видны все двери локальных зон с электрическими замками,
открывающиеся кнопками с вышек. Администрация, охрана, офицеры — начальники
отрядов, завхозы отрядов, «козлы» или те, у кого было разрешение на свободное
передвижение по колонии («козлы» всех знали в лицо), привлекали внимание «козла» на
вышке поднятой рукой или криком, и те открывали локалку.
Охрану зоны в то время осуществляли «войсковые» — взвод военизированной охраны,
который проводил разводы, конвоировал с собаками «периметр», дежурил на внешних
вышках, охранял КПП в «промзону», КПП для въезжающих и выезжающих автомобилей,
центральный КПП и штрафной изолятор. Наряд «войсковых» дежурил и ночью, дважды за
ночь просчитывая по баракам спящих заключенных. Завхоз каждого отряда после
вечерней проверки обязан был предоставить ДПНК подробную информацию о том, где
находятся его люди. Эту же информацию получал и взводный — командир дежурного
взвода.
Но вернемся в курилку, где я наслаждался отсутствием бетонного потолка над головой и
прохладным майским ветерком. Через полчаса Женя приказал всем строиться и объявил,
что никто тут не лоботрясничает, а все работают. Этапка в полном составе отправляется
рыть яму и мести плац, для чего мы должны получить лопаты и веники. Двое из
новеньких отказались работать, и Женя тут же вызвал «войсковых», которые их куда-то
увели. На другой день они, со свежими синяками на бледных лицах, морщась от боли,
яростно мели плац. В зоне умеют вправить мозги «отказникам».
Только я собрался было идти со всеми «пнуть», как появился Олег и выпросил меня у
Жени себе в помощь. Тот не отказал, и вскоре я, «как король на именинах», сидел в кресле
в Олеговой шурше, попивая чаек с печеньем. Небольшая комната, в которой располагалась
художественная мастерская, единственным окном выходила на плац. Немного мебели, два
стола, куча подрамников, красок, кистей и даже один настоящий мольберт — все это
приятно напоминало обычную мастерскую художника. Единственное, как и везде в зоне,
здесь работал подневольный человек, из которого выжимали максимум.
Олегу нужно было к утру перекрасить десяток металлических щитов для детского лагеря
отдыха, на которых были незамысловатые плоские рисунки в три-четыре краски. В
принципе, ничего сложного, вот только красок было всего три цвета — крутись, как
хочешь. Мы намешали похожие цвета и, разложив щиты в локалке этапки, принялись за
работу. После отбоя Олег, сославшись на то, что он не спал ночь, ушел отдыхать, а я в
одиночестве под утро все закончил. Получилось не так, как было, — бледновато и неярко.
Мало того, краска оказалась марки ПФ, которой для полного высыхания требовалось 18
часов.
После утренней проверки и завтрака, я отпросился к Олегу и прилег на стульях (он спал