– Это ты во всем виновата! Я же просил тебя проследить за сумасшедшей дочерью! Я, как чувствовал, что что-то произойдёт! – он уже не мог контролировать поток обидных слов. Единственное, чего он хотел, чтобы эти люди навсегда исчезли из его жизни.
Он продолжал:
– Знаешь, Валентина, я всегда очень тепло относился к Чаяне и к тебе. Но, скажу честно – это ты испортила свою дочь! Ты сделала её богиней, принцессой, потакала ей во всем, в любой ее прихоти! И теперь получила вот это убогое эгоистичное создание, которое, кроме как себя, никого не любит!
Чаяна лежала на полу и не могла поверить своим ушам. «Нет!» – кричала она, «Нет! Это не так! Ты не можешь так… », – и продолжала биться в истерике.
– Нет Да, Чаяна! Посмотри на себя! «Ой, красавица! Самая прекрасная девочка на свете! Бла-бла-бла!». Вот он, результат этого обожания масс! Ты – конченая эгоистка, да и к тому же, глупая избалованная девчонка, которой ещё расти и расти!
– Не пинай мою девочку, Ирод! Не оскорбляй её! – могла лишь выкрикнуть в ответ, ошарашенная Валя. Она подбежала к дочери и пыталась поднять её с пола.
– Пойдём домой, моя девочка, доченька моя! Красавица… Все будет хорошо! Слышишь, все пройдёт!
Чаяне, вдруг, стало резко плохо – полбутылки водки, оприходованной залпом впервые в жизни, дали о себе знать. Её вырвало прямо на шикарный ковёр ресторана. Не обращая внимания на этот конфуз, Чаяна твердила, как зомби:
– Не будет, мама! Ничего не будет! Будет только боль! Боже, как мне больно, как мне больно, мама, помоги мне!!! Гриша, не бросай меня, я люблю тебя! Я умру без тебя! – уже кричала она сиплым голосом.
Гриша с отвращением и жалостью смотрел на девушку. Чаяна сидела на полу, беспомощно, глядя на него. Пьяная, с растрёпанными волосами, испачканная в рвоте, располневшая, в нелепой шапке с бубонами, и в провисших толстых легенцах с дурацкими котятами… Она явно уступала элегантной Злате в костюме от Кельвина Кляйна, купленном на распродаже в одном из бутиков Вены.
– Тебе не стыдно за себя? – спросил он. – Посмотри на кого ты похожа… Сейчас, они снимают тебя на телефоны, все эти твои поклонники, и просто, зеваки!
Она оглянулась по сторонам и только заметила взгляды людей в ресторане, прикованные к ней. Они перестали ужинать и с интересом наблюдали происходящее. Молодые охранники, администраторы и официанты с азартными улыбками, снимали все на свои навороченные смартфоны.
– Мне все равно, – тихо произнесла Чаяна. – Когда отчаяние достигает своего апогея, то становится все равно…
– А, ну да! – вмешалась Злата. – Для тебя это лишь ещё один повод для пиара, не так ли, маленькая звезда? Это ещё далеко не апогей твоей игры, Чаяна-Русалка ака Марютка! – фамильярно громко продолжала она.
Гриша посмотрел на невесту с лёгким укором и сделал ей знак престать издеваться. В ответ, Злата саркастически улыбнулась. Григорий поймал себя на том, что молчаливая и рациональная Злата, упивалась этой ситуацией и была явно в кураже. Но он не придал этому особого значения.
У Чаяны не было сил воевать со Златой. Она лишь сказала:
– Ты права. Это ещё не апогей…
– Чаяна… – произнёс Гриша, понизив тон. – Хочешь правду? Так слушай! Я не люблю тебя, и никогда не любил. Мне просто плевать на твои детские грёзы. Я относился к тебе, как к сестрёнке, близкому и родному человечку, но ты все испортила. Теперь, ты мне просто противна! Я не хочу тебя видеть никогда!
Чаяна сидела на полу, закрыв уши руками. Она молчала и только беззвучно рыдала.
– А теперь, уходите, – сказал Гриша, обращаясь к Вале. – И спасибо за испорченный вечер. Я этого никогда не забуду.
Валя еле подняла дочь. Обмякшую, словно мешок, потащила она её к выходу. Чаяна не сопротивлялась. После слов Гриши, сознание, будто, покинуло её. Она податливо плелась, держась за мамину руку, и мотала головой, как бы, не веря ничему, что с ней произошло.
10
Вернувшись домой, Валя уложила дочь, напичкав её успокоительным и снотворным. Она долго стояла над обессилевшей уснувшей Чаяной и плакала. На улице свистел приятный лёгкий ветерок, он поднимал снежную пыль и рассеивал её над городом. Приближалась весна.
Весна, которая должна нести в себе пробуждение любви и радости жизни, стала роковой для её шестнадцатилетней дочери. В эту весну Чаяна навсегда распрощалась с детскими иллюзиями, пройдя свой первый урок боли и разочарования. «Ах, моя доченька», – думала Валя, «Что же поделаешь, если твоя первая любовь оказалась такой горькой?»
Выйдя из комнаты дочери, Валя отправилась на кухню. Она бессильно опустилась на стул, налила полный стакан водки, из бутылки, уже наполовину опустошённой Чаяной, и залпом выпила. Затем, она пьяно рыдала, громко голося и причитая, словно желая выплеснуть всю свою боль наружу. Она не заметила, как уснула, опустив безвольно свою голову на стол.