Галя перевела дыхание.
– Я не знаю, зачем я тебе это говорю. Я не знаю, поймёшь ли ты меня…
Она была права. Гриша не понимал. Он не мог понять, почему эти две женщины смешивают иллюзию и реальность, кино и жизнь. Где-то в мыслях его маячила Злата и сумасшедшая ночь, проведённая с нею. Злата стала его реальностью, она и была его жизнь, а Чаяна – лишь иллюзия, придуманная сценаристами и слишком романтичными поклонниками. Как они не понимали этого?
– Мне трудно понять это, Валя, ты права…, – ответил он после небольшой паузы. – Я люблю Злату… А Чаяна, она просто моя партнёрша по фильму и мой друг… Ну, то есть, была другом…
Валя закрыла лицо руками и замотала головой.
– Ты видел её глаза, Гриша? – спросила она. – Ты помнишь эти задорные искорки в них? Где они, Гриша? Их больше нет… А есть только слезы и боль…
Она замолчала. Потом, подняла на него умоляющий взгляд.
– Уезжай, Гришенька! Уезжай сынок! И пусть у тебя все сложится хорошо. Только уезжай, чтобы она больше никогда тебя не видела! Никогда больше не видела! – Она опять закрыла лицо руками и заплакала.
Грише ничего не оставалось, как исполнить её просьбу. Он оставил букет на скамейке и ретировался.
Выйдя на воздух, Гриша почувствовал облегчение. Словно ноша свалилась с его плеч, и на этой истории спокойно можно было поставить большую жирную точку. «С Чаянкой все будет хорошо», – думал он, «Успокоится, подрастёт и найдёт себе хорошего парня, тем более, что для неё – это вообще не проблема», – говорил он себе.
Ну всё! – произнёс он вслух. Выдохнул. Он улыбнулся и зашагал прочь. Впереди его ждала Злата, Вена и новая жизнь.
Часть
II
1
Он не помнил, как очутился дома. Оказалось, что его – бездыханного, приволок товарищ с паба, узнав адрес по водительскому удостоверению. Он проснулся на кровати, с дикой головной болью. Еле встав, он побрёл в кухню утолить дикую жажду. По выражению лица Златы, он понял, что её терпение иссякло и разговаривать она с ним не собирается. Да, и ему не хотелось говорить. Он опять заперся в своей любимой ванной комнате, где предался воспоминаниям о вчерашнем вечере.
Он отмокал под тёплым душем, и перед его глазами стоял образ блистательно-прекрасной Чаяны в окружении цветов и бриллиантовых бликов. Он вспоминал ветер, дувший ей в лицо, развевая длинные пышные волосы, её чувственные зовущие губы, прямой нос, и изумительные по красоте своей глаза, глубокого аквамаринного цвета, в обрамлении длинных ресниц. Она маняще улыбалась, а камера скользила вокруг неё, то высвечивая вздымающуюся полную грудь, то подчёркивая линию округлых бёдер, вдруг обнажая кокетливо выставленную стройную ножку. Она, воистину, была божественна. Убийственно красива… Грише хотелось умереть. Боль в его груди не стихала, лишь увеличивалась. Он знал, что болен ею. И вряд ли уже излечится.
В своих воспоминаниях, он часто возвращался в своё прошлое. Прошлое, где была Чаяна. Когда-то, она покорно склонила перед ним голову, предлагая своё тело, своё сердце, свою жизнь… А он, так грубо отверг все это.
«Бумеранг», – подумал он про себя.
Он вышел из ванной, ничего не говоря жене. Она варила кашу детям, а те, в свою очередь, верещали на кухне, играясь между собой. Злата была зла, но сдерживала себя, но Гриша знал, что стоило ему «поднести спичку» и она вспыхнет. Он так и сделал.
– Ну, поругай хоть меня, что ли… Снежная Королева! – сказал он.
– Что? – спросила она. – Как ты меня назвал?!
Гриша ухмыльнулся. Он безучастно посмотрел на жену.
– Не смей, слышишь, не смей меня так называть! – проговорила она сквозь зубы.
– А… Ты тоже помнишь… – ответил он с сарказмом.
– Что я помню? Что, черт возьми, я должна помнить? – спросила она раздражённо.
– Ты тоже помнишь тот вечер, когда она назвала тебя так. Тот вечер, когда мы вместе дружно «убили» её, растоптав в грязи.
Злата сверкнула глазами.
– Послушай Шахов! Мне совершенно наплевать на твои грёзы по этой «звезде», мне наплевать, где она, как она, и что она делает. Она живёт в своём мире, а мы в своём! Я не тянула тебя насильно жениться на мне, но мы женаты! Я с утра до вечера вожусь с твоими детьми, пока ты кое-как работаешь, а потом в стельку напиваешься в пабах, мечтая о своей неудавшейся любви! Мне уже осточертела её смазливая рожа в журналах и по телевизору, а твои сопли по ней, вообще уже поперёк горла встали. Ты знаешь, я из терпеливых. Но всему приходит конец. Или ты вернёшься в реальность к своей семье и детям, или…, – она запнулась.