Устав читать, вы, уткнувшись в планшет, ковыряетесь в интернете, мечтая, что неплохо было бы съездить развеяться в другие страны, купить гаджеты последних марок, посетить те или иные концерты, и прочее. Словно забыв обстоятельства, соединившие вас, вы с упоением перечисляете весь набор интересов обычной молодёжи – ваших сверстников. Затем вспомнив, вы молча лежите на кровати, задумавшись каждый о своём.
Ваши ночи становятся все более спокойными по мере увеличения её живота. Ты просто спишь с ней рядом, нежно обхватив рукой. Но, иногда видя твоё томление по ней, да и сама, скучающая по твоему телу, она позволяет тебе нарушить правило, и тогда, придвинувшись к ней со спины, ты деликатно входишь в неё, осторожно, не желая навредить ей и ребёнку. Двигаясь в ней мягко, ты гладишь её груди, чуть массируя их, целуешь мочки ушей, ароматные щёчки… Ты умираешь, но сдерживаешь свою страсть…Она же, отвечает тебе, запрокинув руку назад, гладя и теребя твои волосы.
Её возросшую степень доверия ты осознал в тот день, когда почувствовав боли в позвоночнике, ринулась твоя жена к тебе, не обратившись ни к кому, ни к старшим женщинам, что бдели, буквально, каждый её шаг, ни к мужчинам, что могли ей помочь и отвезти в клинику. Она стремглав побежала к тебе, ища защиты, с круглыми глазами от страха и возрастающей боли внутри живота. Она взволнованно оповестила тебя, что, кажется, уже началось и заплакала, совсем как маленький ребёнок. Ты испытываешь умиление и вселенскую нежность к своему пузатому чуду, так доверчиво прильнувшему к тебе. Ещё не подросшая, твоя жена еле достаёт тебе до плеч и ты, буквально, нависаешь над ней, обнимая её, успокаивая, что все будет хорошо. Ты желаешь защитить её от всех, в том числе, и от себя самого.
Тяжело описывать весь ужас твоих дальнейших часов, когда провёл ты больше суток в больнице, дежуря и смертельно боясь даже думать о том, что может случиться. Паники добавляют и строгие врачи, что официально предупредили всю делегацию болеющих родственников, что нет никакой гарантии в утешительных последствиях родов в таком раннем возрасте, ссылаясь на статистику по региону.
Чувствуя, как холодеют твои ладони, ты бегаешь за медиками, умоляя их сделать все возможное, но только вытащить твою жену ЖИВОЙ из этого жернова, в который она попала и по твоей вине тоже.
Ты клянёшься себе собственноручно убить этого бедового младенца, если по его вине случится что-нибудь страшное. Здесь, сидя в тишине больничных палат, ты осознаешь во всей полноте, насколько дорога тебе твоя маленькая жена, насколько привязан к ней ты телесно и духовно, насколько сильно ты любишь её.
Но Аллах великодушен к тебе и ней, – ваш родившийся ребёнок, ваш сын, громким плачем возвещает миру о своём приходе.
Ты рвёшься к ней в палату, желая увидеть больше её, нежели ребёнка. Ты ещё не осознал события, что оставит далеко позади безоблачность твоих юных лет, наградив тебя пожизненным бременем взрослого мужчины. Ты пробиваешься к ней, сквозь толпу твоих воркующих и ликующих родственников. Она не смотрит ни тебя, ни на ребёнка. Потеряна и раздавлена тяжёлыми родами, она даже думать не хочет о том, чтобы прижать к себе существо, доставившее ей столько мучений.
Ты растерянно выходишь из палаты, забыв оставить любимой большой букет цветов. Ты чувствуешь, как чья-то сильная рука берет тебя за грудки и толкает в соседний кабинет. Ты поднимаешь глаза и видишь разъярённое лицо врача, здоровенного мужика средних лет. Еле сдерживая гнев, он обзывает тебя маленьким похотливым животным, любящим насиловать несовершеннолетних девочек, он рассказывает о своей дочери, ровеснице твоей жены, и угрожает, готовый при случае разорвать тебя на мелкие части. Он предупреждает тебя, «безмозглого амбала», сдержать свои извращённые порывы и не приближаться к жене хотя бы месяц. Так, опущенного и униженного, он выталкивает тебя обратно в шумный людный коридор.
Ты возвращаешься домой, не желающий никого видеть. В твоих ушах застыли те обличительные слова, которые ты сам себе не решался сказать. В твоих глазах созрели слезы, готовые разразиться в обильный печальный поток, в твоей голове пульсирует одно: «Я не насильник, я не животное…»
Тебе вспомнился день вашего бракосочетания, когда ты был на грани самоубийства из-за тотальной несправедливости судьбы, ты безудержно ревел, не желая становиться разменной монетой чьего-то греха, ты не хотел быть жертвой, обеляющей трепетно-оберегаемую честь вашего древнего рода, да будет он проклят!