И в темноте появился свет. Яркое, твердое желтое пятно света, которое устремилось вперед, точно пылающая звезда, судорожно сверкающая...
— Я — Филимон Григореску, — раздался тихий голос.
И тут же Григореску возник перед его мысленным взором целиком: низенький, коренастый человек, очевидно, большой физической силы, с глубоко посаженными глазами и тяжелым, мясистым носом, конец которого почти касался верхней губы. Эмори видел его так же ясно, словно стоял перед ним в затемненной комнате. А Григореску терпеливо глядел на Эмори, удивляясь, очевидно, зачем его вызвали. Внезапно Эмори понял, что это человек верующий и цельный.
— Кто вы?
— Меня зовут Джон Эмори. Я американец. Вы знаете, что такое Америка и где она находится?
— Разумеется. Что вы хотите от меня?
Вместо ответа Эмори передал четкий мысленный образ Карга. Это подействовало. Григореску, казалось, отпрянул.
— Вы знаете кто это такой?
— Это Карг. А откуда вы знаете его?
Значит, инопланетянин назвался Григореску тем же самым именем, который знал Эмори. От румына поступило такое же яркое изображение чужака.
— Я... Ну, помогаю Каргу здесь, в Америке, — сказал Эмори. — Подбираю для него произведения искусства, которые он хочет забрать в свой мир.
— И я тоже. Сначала я был изумлен, когда они появились у меня, но я преодолел свое изумление и страх и теперь помогаю им.
Эмори вздохнул, чувствуя как металлические пружины дивана впиваются ему в спину.
— А вы знаете зачем Карг и его друзья находятся на Земле?
— Учатся. Собирают знания. Хотят узнать нас.
— Нет, — резко сказал Эмори.
— Нет?
— Послушайте меня, — сказал Эмори и передал визуальный образ листка, который видел четыре дня назад во время первой встречи с Каргом. Образ был отчетлив и ясен, поскольку Эмори хорошо сосредоточился.
Долгий момент на другой стороне стояла абсолютная тишина, и Эмори уже было подумал, что контакт прерван. Но когда он так решил, Григореску внезапно заговорил с гневом и негодованием, сила которых буквально ударила по Эмори.
— Ведь при таком контакте невозможно лгать, правда? — спросил Григореску. — То, что вы показали мне, существует на самом деле?
— Да, — ответил Эмори.
— Тогда меня обманули. Все мы преданы. Значит — я Иуда, предатель, предатель...
— Вы ничего не знали. Это не ваша вина.
— Что же теперь нам делать?
Хэдэфилд пошевелился, и Эмори понял, что у него осталось очень мало времени.
— Ничего не делайте, продолжайте работать с пришельцем, и что бы ни случилось, не позволяйте ему понять, что мы знаем их реальные цели. Я сумею снова вступить с вами в контакт, а тем временем просто храните тайну. Я разрабатываю план против них.
В ответ от румына на Эмори хлынула волна благодарности. Хэдэфилд снова пошевелился. Затем образ Григореску дрогнул, пошел пятнами и внезапно лопнул, точно проколотый воздушный шарик.
Шок от разрыва контакта и возвращения к действительности на секунду ошеломил Эмори. Он понял, что с ужасной силой стискивает руку Хэдэфилда, выпустил ее и увидел отметки своих пальцев на бледной коже эспера.
Он сел и огляделся. Хэдэфилд неподвижно лежал на полу, будто внезапно уснул. Ноерс откинулся на спинку стула, небрежно перекрестив ноги.
— Все закончилось? — спросил Ноерс.
— Да, — сказал Эмори, удивленный тем, что его голос прозвучал каким-то хриплым шепотом. — Я вступал в контакт. Разве вы ничего не слышали?
— Вы оба все это время были в трансе. Я ничего не мог слышать.
Ноерс наклонился и осторожно потряс Хэдэфилда. Залитое потом лицо эспера было все еще словно каменным от сосредоточенности, затем он медленно открыл глаза.
— Удовлетворительным ли был контакт? — спросил он.
— Даже очень, — ответил Эмори. — Но скажите, вы помните что-нибудь из всего того, что было сказано?
Хэдэфилд покачал головой.
— Нет. Ни слова.
Эмори мрачно улыбнулся.
— Надеюсь, что вы говорите правду. Но если вы подслушивали, то держите все это в тайне. Ли, давайте поедем домой. Я очень устал.
Хэдэфилд проводил их до двери. Эмори последний раз взглянул на худощавое, с большим носом лицо эспера, с любопытством глядящее на него, а затем дверь закрылась. Обратно до эскалатора, поднимающегося на шоссе, они шли молча и проделали этот путь без всяких происшествий.