— Дело очень важное, — сказал он, — а я почему-то не могу связаться. Может, вы попробуете за меня.
— Разумеется, сэр, — раздался ровный, словно механический, голос, но экран оставался мертвым, а минуту спустя тот же голос сказал: — Простите, сэр. Этот номер удален из книги.
— Что значит удален? Что это значит?
— Это значит, что тот, кто использовал этот номер, покинул свой адрес проживания и больше не хочет пользоваться телефонной связью, сэр. Мне очень жаль, сэр. Могу я что-нибудь еще сделать для вас, сэр?
— Нет-нет, — сказал, нахмурившись, Эмори.
Он повесил трубку и услышал как звякнула монета в коробочке возврата. Карг уехал? Когда? Куда?
Он открыл дверь будки. Часы над продовольственным прилавком показывали девять тридцать. Прошел всего лишь час с тех пор, как все завертелось. Эмори сунул никель в прорезь телефакса, думая о том, успели ли что-то написать о пьесе в девятичасовом выпуске?
Из прорези, слегка трепеща, появилась бульварная газетенка. Эмори схватил ее прежде, чем высохли чернила, и начал просматривать. Нет, ни единого упоминания о какой-то необычной пьесе этим вечером. Или было еще слишком рано, чтобы об этом сообщил факс, или власти решили сознательно проигнорировать существование этой пьесы. Последнее наиболее вероятно, подумал он.
Ссутулившись, он подошел к прилавку и заказал сэндвич. Экран магазина, как увидел Эмори, был настроен на канал «Трансвидео», но там показывали какое-то безвкусное варьете.
Он ткнул большим пальцем в сторону экрана.
— Эй, Мак, сегодня ведь вроде бы должно пойти что-то захватывающее? Что-то там о барьерах?
Человек за прилавком был робкий, маленького роста, с острым подбородком и постоянно отворачивающимися глазками, к тому же он носил странные розовые контактные линзы.
— Вы хотите сказать, — хихикнул он, — что не слышали, что произошло?
Эмори подался вперед.
— Нет. А что произошло?
— Транслировалось какая-то безумная пьеса о других странах мира и о том, что мы должны подружиться с ними. И все в таком же духе. А затем, минут пятнадцать-двадцать спустя, пьеса внезапно прервалась и диктор объявил о технических трудностях. — Маленький человечек внимательно поглядел на Эмори и добавил, снизив голос: — Только между нами, дружище, могу сказать, что программа явно была запрещена цензурой. И теперь все делают вид, что мы ничего не видели и не слышали.
— Звучит вполне правдоподобно, — кивнул Эмори.
— Правдоподобно и очень плохо... Приходящие в магазин люди постоянно спрашивают об этой пьесе. Канал же потеряет всех клиентов, когда будет так отключать все, что ему захочется.
Эмори принялся громко жевать сэндвич.
— Я думаю, видео работники осторожно относятся к тому, что показывают.
— Может быть даже слишком осторожно, — сказал продавец. — Не то что бы я имел в виду... — Он замолчал.
— Я понимаю, — сказал Эмори, заплатил по счету, снова поднял воротник и вышел в безлунную беззвездную ночь.
Его внимание привлекло какое-то настойчивое жужжание, он повертел головой, поднял взгляд и увидел, как над городом висит вертолет. И что-то летело из его открытых дверей, какие-то листки бумаги, словно сорванные ветром осенние листья.
Листовки, подумал Эмори.
Вертолет полетел дальше, а листы медленно планировали на землю. Их будут подбирать, их, возможно, будут читать и, возможно, люди даже поймут то, что в них написано.
Возможно, да. А возможно, и нет. Но попробовать стоило.
Семя девиации было посеяно. Пустит ли оно корни, которые будут заметны всем? Подняв голову, Эмори, — мимо вершин городских башен, сквозь темный туман, скрывающий город, сквозь облака, закрывшие небо, — уставился ввысь. В темноте не было видно ни одной звезды, но Эмори знал, что они есть, яркие точки за темнотой. Сердце его упало, когда он подумал о гигантской задаче, которую все еще предстоит выполнить, прежде чем человечество будет готово защитить себя от Карга и его соплеменников.
Он покачал головой. Карг наверняка одержит победу, Земля подпадет под пяту захватчиков. Но, по крайней мере, подумал Эмори, я попытался. Я попытался.
Внезапно ему снова захотелось поговорить с Григореску, рассказать румыну, что он сделал и, возможно, узнать, исчезли ли инопланетяне и из Румынии. К тому же, Левиттаун был хорошим местом для игры в прятки. И он решил поехать к эсперу Хэдэфилду.
Он огляделся в поисках стоянки такси и уже заметил ее, освещенную неоном, когда позади кто-то засвистел и пронзительно закричал.
— Вон он! — кричал кто-то. — Вон этот Эмори!
И тогда Эмори побежал.
Стоянка такси была почти в половине квартала дальше. Пока Эмори бежал, позади него по тротуару гремели шаги. Не оглядываясь, он вбежал под навес стоянки, промчался вниз по лестнице, параллельно эскалатору и лифтам, и перепрыгнул через турникет. Никто его не остановил.