Глаза жалили слезы, которые все же не пролились. Я не мог справиться. Я со многим справлялся до этого, а с этим не мог. Не так. Не сейчас. Видеть ее, быть с ней… это вонзало ножи в мой живот. И знать, что она спала с Максимусом, представлять ее на нем, целующую его, так близко к нему… ножи повернулись. Моя душа кровоточила, боль не прекращалась. Она прибывала, пропитывала меня красным отчаянием. Я хотел кричать, хотел ударить Максимуса, я хотел кричать на Перри, понять, зачем она так со мной. Я хотел ударить себя, разрушить, потому что я был причиной.
Так я провел ночь. Ждал в темноте, дождь капал на крышу, и я надеялся, что еще есть время все исправить.
В два часа ночи я решил попробовать. Я завел машину и поехал за угол на улицу Перри. Я припарковался в стороне, чтобы не было видно из дома, проверил телефон. Сообщений не было. Ада все еще не связалась со мной.
Не важно. Я пойду сам. Я выбрался из машины, пошел к дому. Свет в ее спальне не горел, что было хорошим знаком. Она могла быть одна. Я заметил дерево, что удобно дотягивалось до крыши и ее окна. Подойдет.
Месяц или два назад я висел бы на нем, как обезьяна, но теперь тренировки пошли на пользу, и я смог залезть на дерево с легкостью. Я тихо перелез на крышу, а потом передвинулся по черепице к ее окну.
Я заглянул. Было темно, но от заряжающегося телефона в углу исходило достаточно света. Перри лежала на кровати, все еще привязанная. Я глубоко вдохнул и попытался открыть окно. Несколько попыток, и я чуть не ударил по нему кулаком, но окно открылось, громко стукнув по раме.
Перри пошевелилась на кровати, а потом застыла.
— Эй, малыш, — прошептала я. — Это всего-то я.
Я надеялся, что это была она.
Я забрался в окно и прошел к кровати. Я пригнулся, и она повернула голову на подушке ко мне. Она выглядела неплохо, выглядела собой.
И я понимал, что это пугало. Потому что, если настоящая Перри хотела убить меня, то это я исправить не мог.
Я не мог говорить, попытался улыбнуться.
— Хорошее у тебя тут дерево, — сказал я, кивнув на окно, пытаясь начать разговор. Что сказать? Что я мог сказать ей после долгого времени?
Я смотрел на нее, на то, как она смотрела на меня, открыто, но настороженно. Она выглядела такой слабой и истерзанной.
— Как ты?
— А ты как думаешь? — спросила она.
— Ага, — я улыбнулся мягче. — Знаю. Я вытащу тебя отсюда, да?
— Куда?
— У меня есть план. Твои родители не дали шанса рассказать. Только поверь мне.
Она пронзила меня взглядом. Я скучал по этому.
— Как я могу тебе вообще доверять?
Ай. Будет непросто. Я потер лицо, надеясь, что она доверяет мне достаточно, чтобы понять.
— Знаю, я заслужил это. И я не виню тебя. Но это сейчас не важно. Позже — да. Не сейчас, малыш. Ада права. Ты не можешь оставаться здесь. То, что внутри тебя, убьет тебя. Рано или поздно. И в больнице одна… Перри, ты не хочешь там умереть.
Ее глаза расширились. Теперь она понимала то, чего не понимали остальные.
Я осторожно провел пальцами по ее ладони. Ее кожа все еще была гладкой и нежной. Я пытался не отвлекаться. Ей нужно было успокоение, нужно было знать, что все будет хорошо. Я смотрел в ее глаза, находил ее в них.
— Это так. Я не пытаюсь запугать тебя. Это ты меня пугаешь. Как обычно. Но нам нужно идти, — я глубоко вдохнул. — Ты пойдешь со мной?
Я спросил ее, словно мир не зависел от этого. Мой мир зависел.
Она обдумывала это.
— Тебе придется отвязать меня.
— Я рискну.
— Обещаешь, что потом свяжешь меня?
Этого я не хотел. Я не хотел быть как ее семья. Я не мог обходиться с ней так, что бы она ни сделала.
— Не хочу.
— Но нужно, — взмолилась она. — Или я не пойду. Я не хочу ранить тебя снова.
— Хотя я заслужил это?
— Ты заслужил кое-что. Но не это.
Я глубоко вдохнул. Выбора почти не было.
— Договорились.
Я склонился и медленно отвязал ее левую руку. Я был так близко к ней, ближе, чем до этого. Она пахла не так, как раньше, не шампунем, как пахло от простыней у меня. Но от ее кожи исходил естественный мускус. Он пробивался, и это давало мне надежду.
И, если честно, я немного твердел.
«Не время», — сказал я себе и сосредоточился на ее спасении.
Ее рука освободилась, она шевелила ей, разминая, пока я отвязывал другую. Ее верхняя часть тела освободилась, я насторожился. Если она нападет на мое лицо, то я толком ничего не смогу поделать.
Она понимающе улыбнулась мне.