Я не все помню, только ужас на их лицах, а потом меня затолкали в душ. Не в горячий душ, чтобы прогреть мои кости, а под холодный, что убивал мою замерзшую кожу. Вот тебе и бесчувственный. Я вопил, Ребекка атаковала меня моющими средствами. Я был беспомощным, она высушила меня, заставила надеть джинсы и толстый свитер. Ее сообщница была на кухне, выливала весь алкоголь и выбрасывала чипсы.
О, нет. Не мои чипсы!
— Декс, — сказала Ребекка, ведя меня к спальне. — Собирай сумки. Мы забираем тебя с собой.
Я пронзил ее взглядом, волны гнева вернулись. Предательство Перри, ее ладонь сжимала мое сердце, и все это вернулось внезапно. Все, чего я избегал, все еще было здесь.
Я был слишком переполнен, чтобы говорить, Ребекка передала меня Эм, которая держала меня маленькой ручкой, пока Ребекка начала собирать вещи за меня.
— Знаю, ты не хочешь, чтобы мы были здесь, — сказала она, запихивая вещи в маленький чемодан, вытащенный из шкафа. — Знаю, ты хочешь, чтобы тебя оставили одного, чтобы ты продолжил напиваться до ступора, как ты и делал. Но у тебя нет выбора. Ты идешь с нами. Мы позаботимся о тебе, пока ты не встанешь на ноги. Я не говорю тебе менять себя, но, Декс, это не ты. Ты сдался. А Декс Форей, которого я знаю, никогда не сдается, что бы жизнь ни бросала в него.
— Перри, — прошептал я, пытаясь встать на ногу. — Она подменила мои лекарства и не сказала мне. Она хотела, чтобы я видел призраков. Она сделала это со мной.
Ребекка замерла и задумчиво посмотрела на меня.
— Ты имеешь право злиться. Злись, Декс. Это лучше, чем ничего.
Я словно задыхался. Слова вышли хриплыми, я хватал ртом воздух, услышав позволение чувствовать.
— Так больно, что я не знаю, что с этим делать. Я не могу это выдержать. Не могу.
Эм легонько сжала мою руку и поглаживала спину. Ребекка вздохнула и подошла ко мне, прижала ладони к моему лицу.
— Ты — один из моих самых важных друзей, — сказала она, опустив мою голову, чтобы заглянуть мне в глаза. — Я знаю, что ты можешь выдержать. Ты переживешь это, Декс. И Перри тоже. И вы вернетесь в жизнь друг друга, если захотите. Но она ранила тебя. А ты — ее. И хотя вы порознь, в этом вы вместе. И переживете это вместе.
Она шлепнула меня по щеке.
— Так что соберись. Возьми себя в руки и справься с этим так, как делают все, когда их сердца разбивают. Люди врут и ранят, предают. Но они и совершают ошибки. Ты не был с ней идеальным, Декс. Кроме того, чем все закончилось, ей пришлось быть для тебя только другом, пока ты был с Джен. Ей пришлось любить тебя и страдать, потому что ты боялся все изменить и сделать ее своей. Тебе будет лучше, если ты будешь знать, что она могла медленно умирать внутри, что ты по кусочку разбивал ее сердце?
Я сглотнул. На миг мне было лучше. А потом это прошло вместе с гневом.
— Нет, — тихо признался я. — Не будет.
Потому что даже после всего этого я любил ее. Любовь и ненависть были сторонами одной монеты, и моя монета выпадала любовью вверх. И, когда я смирился с этим, я начал выигрывать.
— Идем, — Эм потянула меня. — Ты теперь в наших руках. Ты быстро станешь собой.
Я этого ждал. Прежний я не был в жирных пятнах от чипсов.
* * *
Эмили и Ребекка думали, что просто придут ко мне в квартиру (у Ребекки был запасной ключ, когда Джен ушла) и заберут меня на вечеринку. Как только они увидели мое кошмарное состояние, их планы изменились. Я жил у них почти неделю, это было лучшее, что случалось со мной. Я столько раз падал, что они убедились, что в этот раз я встал и оставался на ногах.
Очень мешала боль в сердце. Она не слушала логику или правила. Это горе не становилось слабее. Это была буря эмоций от ненависти до любви и обратно. Каждый день был другим. Как выпадут кости, как выпадут карты.
Порой мне было хорошо. Я начал есть лучше стараниями девчат и их нового веганского стиля жизни. К сожалению, на Рождество у них мне пришлось есть нечто, названное тофундейка. Тело и разум реагировали на странную веганскую еду, отмечали, что я ел здоровую еду. Казалось, я смогу справиться со всем, что жизнь в меня бросит.
Но в другие дни, стоило увидеть девушку с хорошей попой или услышать «Slayer» по радио, я падал. Я вспоминал Перри, чем она была для меня, жалел, что не понял своих чувств раньше. Жалел, что не смог сказать ей о своих чувствах, что она была мне не только другом или напарником, а всем для меня. Только она понимала меня, любила во мне меня. Но если бы желания были рыбами, тут все пропахло бы.