На станции Суходол Ивана Сергеевича ожидала Стечькина. Чтобы сесть в экипаж, надо было перейти рельсы. Все удивились, когда увидели, что от рельсов был сделан деревянный, слегка наклонный помост, посыпанный желтым свежим песком. Оказалось, что это устроил начальник станции, узнав о приезде Тургенева из его телеграммы Стечькиной. Простодушный поклонник писателя хотел даже покрыть помост красным сукном, но Стечькина уговорила его этого не делать, чтобы не вышло смешно. Тургенев заметил внимание, понял его и был тронут.
У Стечькиных Тургенев пробыл полсуток (от поезда до поезда). Вместе с писательницей он ходил по старым липовым аллеям сада, по березовой роще, ведя разговор о литературе и искусстве. С большим домом, обширным садом и цветником усадьба Стечькиных напоминала Тургеневу чем-то Спасское. Он спорил о сортах яблок и фруктовых куртинах, искал «коричневых» и «воргулька». А найдя их, добродушно улыбался и с аппетитом ел яблоки, опасаясь за последствия своей невоздержанности.
Приезд великого писателя в алексинскую усадьбу к Стечькиным был большим событием для всей семьи. Тургенев много и охотно говорил. Он рассказывал о парижской жизни, о своих привычках.
Уехал от семьи Стечькиных Тургенев поздно. На вокзал его провожал брат писательницы. Карета катилась по грунтовой дороге. Тургенев опустил стекла. Был сентябрь, деревья только что начинали одеваться в свой золотистый убор.
«Как они хороши, — сказал мечтательно Тургенев. — Точно золотом их убрали перед смертью. У нас там, право, нет таких видов. И грудь ровнее дышит среди этих родных равнин».
Подошел поезд. Тургенев простился со Стечькиным.
И уже с платформы вагона обратился к своему новому знакомому: «А сестре скажите, пусть пишет. Ей нельзя не писать».
В течение осени Стечькина усиленно работала над своим произведением. Она старалась осмыслить все сказанное Тургеневым. Многие главы были полностью переработаны, другие вовсе опущены. Обо всем этом она сообщала Тургеневу, который продолжал принимать самое горячее участие в ее писательской судьбе.
В письме от 12 октября 1878 года, которое Тургенев писал Стечькиной из Парижа, он вновь говорит о ее произведении, советует, ободряет. Он сообщает писательнице, что в беседе с редактором «Вестника Европы» М. М. Стасюлевичем сумел заинтересовать его новым произведением Стечькиной.
«Мне кажется нужным напомнить Вам о сокращении вводных лиц, которыми изобиловал Ваш роман (впрочем, и Вы были того же мнения), — говорит в конце письма Тургенев. — Этюды эти могут Вам пригодиться впоследствии; а именно в таком произведении, каково Ваше, все, что не содействует прямо ходу Драмы, является излишним и даже утомительным для читателя. Ему некогда останавливаться: он должен быть увлечен неудержимо. Это не значит, чтобы Вам следовало писать вроде А. Дюма; впрочем, об этом много толковать нечего: Вы очень хорошо знаете, что я наме-: рен сказать.
Итак, мне отстается прибавить одно: работайте, работайте!»
«Работайте, работайте!» — эти слова присутствовали в каждом письме Тургенева.
Иван Сергеевич торопит писательницу, чтобы она быстрее заканчивала повесть. В письме Тургеневу Стечькина давала низкую оценку своему произведению. «Вы хотите, еще не окончив своего романа, уже судить о нем? — возражает Тургенев в письме от 12 декабря 1878 года. — При всей тонкости Вашего критического чувства — это невозможно. Вы слишком близко стоите к Вашей картине — надо отодвинуться… Молодой автор должен ставить себе самый высокий идеал и должен верить, что он его достигнет… А насколько это ему удалось — предоставьте судить нам, старикам».
Наконец, рукопись повести Стечькиной Тургеневым получена. Он прочел ее, пропустил день и перечел опять. Впечатление самое благоприятное. «Это очень странная, но живая вещь… а это главное, — отвечал он писательнице 5 января 1879 года. — Иное мне показалось до того «крутым» —¦ что так и летишь вместе с автором в какой-то овраг… Однако, упавши, чувствуешь, что ничего не сломано — и опять спешишь вперед. Не могу вторично не выразить своего удивления, как это Вам, именно Вам, при Вашей обстановке, пришел в голову такой сюжет — и как это Вы с ним справились? Конец особенно очень хорош — или, говоря точнее, хорошо то, что нет конца… Я боялся, как бы Вы не сочли нужным округлить, примирить… но и тут Вас спас Ваш художественный инстинкт. Взят и поставлен перед читателем кусок жизни…»
Заглавие повести Стечькиной напоминало чем-то Тургеневу затейливые названия критических статей в журналах: «К тому же, — писал он 7 января 1879 года автору повести, — это название, по-моему, не совсем верно: не деревья кривы у Вас — т. е. не сами по себе они кривы — а какая-то стихийная сила их ломает и гнет». В письме от 31 января 1879 года Тургенев вновь возвращается к названию повести. Он предлагает дать ей заглавие «Варенька Ульмина» — по имени главной героини произведения. «Просто и беспритязательно. Очень много капитальных вещей озаглавлено таким образом: («Оливер Твист», «Адам Бид», «Евгений Онегин», «Анна Каренина» и т. п.)». Совет Тургенева писательницей был учтен. И повесть была потом опубликована под названием «Варенька Ульмина».
Тургенев привлекает внимание к работе молодой писательницы и других выдающихся литераторов. «Моя тульская знакомая Л. Стечькина, — пишет Тургенев 9 января 1879 года Льву Толстому, — прислала мне вторую часть своего романа, которою я остался так же доволен, как и первою. Вероятно, он будет напечатан в «Вестнике Европы». Мне любопытно знать, что Вы скажете?»
В Феврале 1879 года Тургенев собрался ехать в Россию. По пути из Парижа он остановился в Брюсселе, где находился в это время его давнишний друг П. В. Анненков — один из первых издателей биографии Пушкина. Тургенев считал Анненкова человеком одаренным, с «замечательно верным критическим взглядом». Иван Сергеевич давал Анненкову прочитывать почти все свои произведения до их печатания. Вот и на этот раз он привез в Брюссель рукопись. Только не свою, а Стечькиной. Повесть произвела на Анненкова «хорошее впечатление». Об отзыве и замечаниях, сделанных Анненковым, Иван Сергеевич сообщал писательнице уже из Петербурга 25 февраля. А через день Тургенев был в Москве. Как и раньше, он поселился у своего приятеля И. И. Маслова на Пречистенском бульваре.
Уведомленная писателем заранее, Стечькина приехала в Москву, вновь беседовала с Иваном Сергеевичем о своем произведении. Внесла в повесть некоторые поправки, после чего рукопись была отправлена в Петербург в издательство Стасюлевича.
В Москве Стечькина была свидетельницей, как студенческая молодежь повсюду восторженно встречала Тургенева. Не менее восторженно проходили встречи писателя и в Петербурге. «Чтения, овации и т. д., — писал Тургенев Стечькиной 14 марта 1879 года, — продолжаются и здесь, как в Москве, но, между нами, как я им ни рад, а вздохну свободно, когда они кончатся…»
В этом же письме Тургенев рассказывал Стечькиной о своей встрече с редактором «Вестника Европы» и о тех условиях, на которых Стасюлевич был согласен печатать повесть. Он просил Тургенева передать Стечькиной, чтобы она не подписывалась своей настоящей фамилией, а выбрала бы какой-нибудь псевдоним. «Стасюлевич боится, — писал Тургенев, — что при появлении Вашего имени все старые дрязги зашевелятся — и «маленькая» пресса залает — тем более что само содержание Вашего романа даст ей повод к таким упражнениям».
Возвратившись во Францию, Тургенев не перестает обмениваться письмами с тульской писательницей. Тема этой переписки выходит далеко за рамки творчества Стечькиной. В письме от 14 июня 1879 года Иван Сергеевич с иронией сообщает, что Оксфордский университет производит его за литературные заслуги в доктора естественного права. «Честь велика — едва ли не я первый русский, ее заслуживший — но как, почему? я до сих пор понять не могу! То-то, я воображаю, на меня прогневаются иные господа в любезном отечестве».
Почти в каждом письме к Стечькиной он напоминает ей, чтобы она продолжала писать. «Мне очень хочется посмотреть, — говорил Иван Сергеевич, — как Вы напишите Вашу вторую вещь».