22
Андрей снял в гостинице номер, но приходил туда только переночевать. Все дни он проводил с Олей. Они гуляли по набережной Свислочи, ходили в кино, посетили «жутко неприличную» (по словам Оли) выставку эротических рисунков, спустили энную сумму в игровые автоматы и говорили, говорили, говорили… А потом он вечером, чтобы поразить ее, бултыхнулся в реку, смеясь, дурачась и брызгаясь водой в нее.
Все это время Андрей чувствовал жаркое томление в груди. Мысли его были поглощены девушкой. На третий день он понял, что дело не только в возбужденных счастьем чувствах.
Ночью его мучил кашель, бил озноб.
Оля первая обратила внимание на его состояние. Андрей отмахнулся: легкая простуда, ничего страшного! Он же здоровый мужик! Никогда и ничем не болел. К тому же — на улице лето!
Еще через день Оля настояла на том, чтобы он сходил к врачу.
Сидя с ней в очереди к терапевту, он потерял сознание. Врачи констатировали воспаление легких и изумлялись, как он при этом еще оставался на ногах.
23
Когда Маргарита Львовна на пятый день отпуска так и не смогла дозвониться до сына, она решила немедленно вылететь в Москву и «протрубила сбор».
— Мы должны вернуться, — сообщила она мужу, пришедшему с пляжа, заталкивая в чемоданы разбросанную по всему номеру одежду.
— Как хочешь, а я остаюсь, — спокойно заявил Сергей Петрович, догадываясь о причине столь внезапной поспешности. Нужно было выручать сына, и он решил сыграть роль якоря, намертво вцепившегося крючьями в морское дно, в надежде на то, что мать-крейсер, изготовивший орудия к бою, не сдвинется без него с места.
— Что? — изумленно опустилась она на кровать.
— Я никуда не поеду. С какой стати срываться посреди отпуска? Мне здесь нравится, посему я не намерен возвращаться домой только потому, что мамочка решила проверить, хорошо ли ее девятнадцатилетняя кроха кушает кашку!
Сергей Петрович внутренне похвалил себя и поразился своему смелому выпаду.
— Если бы твой сын сейчас слышал тебя, — зловещно произнесла Маргарита Львовна, с каждым словом повышая голос. — Ты законченный эгоист! Себялюбивая тряпка! Тебе плевать на сына! Плевать на все, кроме своих желаний! Сопля соплей! Интеллигент хренов!
Маргарита Львовна походила сейчас на разъяренную фурию. Весь ее внешний лоск слетел, обнажив сердцевину — скандальную базарную торговку.
Сергей Петрович, окончательно осмелев, невозмутимо заметил:
— Сейчас ты бы очень колоритно смотрелась на одесском Привозе.
Она замолчала, поправила растрепавшуюся прическу.
— Значит, ты не едешь?
Сергей Петрович понял, что его уловка с «якорем» не удалась. Жена явно намеревалась лететь обратно. С ним или без него. Если уж дома что-то случилось, то лучше уж быть рядом. Тем более, он и так слишком далеко зашел в своем «бунте». Тактически правильнее было бы сдать сейчас «позиции».
— Ладно, — кивнул он, — я поеду.
24
Андрей очень смутно помнил дальнейшее. Разноцветные шары лопались в голове, окутанной горячим дурманом. Он видел чьи-то лица, слышал голоса. Такое положение вещей казалось ему странным и глупым. Тело, такое сильное и здоровое в другое время, сейчас отказывалось повиноваться. Сознание, принадлежавшее ему всецело, залихорадило горячечным бредом. Лица плавали в молочном тумане, пугая его. Но один образ помогал ему преодолевать болезнь, не давал утонуть в безумном хороводе отчаянных мыслей — это образ девушки-гида.
Его Оли.
Он вдруг с отчетливой ясностью видел ее, читал на ее лице тревогу и заботу. Ее большие серые, почти голубые глаза пытливо искали в его глазах хоть малейший проблеск сознания. И как мог, он отвечал ей, находя силы для борьбы.
Он слышал разговоры врачей и медсестер, чувствовал больничные запахи, но сил не было. Андрей помнил отдельные моменты реальности, но не мог их сопоставить, словно это были разбросанные кусочки мозаики.
Однажды он вдруг отчетливо услышал голос матери:
— … я костьми лягу, но ты, моя дорогая, его больше не увидишь! Думала, что закинула удочку и поймала рыбку? Только я костью у тебя в горле застряну! Поймала удачу за хвост? Не выйдет, милая! Я еще узнаю, чем вы тут занимались! Я тебя в бараний рог скручу, если что-то не так!