А вот с ним как раз всё складывалось серьёзно. Валера даже начал поговаривать о женитьбе. И рвать с таким надёжным, обстоятельным, проверенным ради смазливого мальчишки было бы неимоверной глупостью.
Но и отказаться от этого запретного удовольствия пока никак не получалось. Хотя Оксана понимала — надо. Вообще и начинать не стоило. Нехорошо это, неправильно и даже подло. По отношению к Валере подло.
Она настраивалась, неоднократно давала себе зарок остановиться, но стоило лишь столкнуться с Привольновым в коридорах университета, поймать его обволакивающий взгляд, еле заметную улыбку, и вся решимость таяла моментально.
От одного его нечаянного прикосновения внутри вибрировало. Ну как тут устоишь? Иногда он ещё и подмигивал, мерзавец, и смотрел так, что всё яснее ясного. Оксана испуганно озиралась — не увидел ли кто. Вспыхивала от смущения, злости и внезапного желания. Если же долго не виделись, сама начинала томиться, маяться, потом срывалась. Звонила, звала. Врала Валере, загоняя угрызения совести поглубже.
У нас с ним только секс и ничего больше, всё чаще твердила Оксана мысленно, словно пыталась убедить себя, что больше ничего ей и не надо. Для всего остального у неё есть Валера, спокойный, уютный, родной, а не этот кот-сам-по себе.
Ну да, её тянуло к нему, да, не хватало, но это всё дурацкая физиология. Не более. И то, что она последние две недели ходила в дурном настроении, потому что Глеб никак не мог (или не хотел?) к ней выбраться, — тоже явление физиологическое. Такое, как, допустим, голод. Или как потребность курить у курильщиков.
Ей не именно Глеба не хватает, внушала себе Оксана, а секса, хорошего, качественного секса, к которому она привыкла. С Валерой, уж будем честны, это дело напоминало спринтерский забег, и при всех достоинствах тут её жених безоговорочно проигрывал Привольнову.
Вчера Оксана не выдержала — позвонила и спросила в лоб: что не так? Почему он всё время отказывается приехать? Какие у него, студента, могут быть дела? И откуда их столько вдруг навалилось?
Она ожидала, что мальчишка начнёт увиливать. Плести про очередные какие-нибудь проблемы, а она тотчас почувствует фальшь. Это ведь всегда чувствуется.
Она вообще подозревала, что Глеб нашёл себе другую дуру, ну или другая дура нашла его. Вот он и сочиняет про то, что страшно занят, потому что правду сказать мужества не хватает. Все они такие — боятся выяснять отношения и предпочитают избегать встреч, пока надоевшая подружка сама не догадается и не отстанет. И в общем-то, верности от него Оксана не ждала, на это нелепо было бы рассчитывать, тем более сама обозначила их отношения как тайную связь без обязательств. Но… от одной мысли, что Глеб с кем-то, пока она тут мается, что отказывает ей, предпочтя другую, становилось до боли обидно.
Привольнов сначала отмалчивался да отнекивался: всё у него в порядке, ну просто занят, учёба и другие дела.
— Какие другие?
– Да разные всякие.
— А голос почему такой нерадостный?
— А разве всегда радостный?
— Всегда нормальный.
— Ну и сейчас нормальный.
Оксана злилась, психовала. Ляпнула лишнее про то, что забыл он её совсем, поматросил и бросил. И тут же страшно пожалела о своих словах. Только канючить не хватало. Взяла себя в руки и спокойно, даже сухо произнесла:
— Ладно, Привольнов. Всё мне с тобой ясно. Делай свои дела. Больше не побеспокою.
Надо было по логике сразу дать отбой, но она замерла, словно прощаясь… Глеб тоже не стал завершать звонок. Протяжно вздохнув, вдруг признался:
— Да мне правда не до этого сейчас. Проблемы у меня серьёзные. Точнее, одна. И имя ей — Фурцева.
Фальши Оксана, кстати, не почувствовала. И всю её злость как рукой сняло.
— Ну, приезжай. Может, смогу чем помочь.
Он согласился, правда, без былого энтузиазма. Но, может, и правда для энтузиазма просто нет настроения. Фурцева кого хочешь вгонит в хандру.
И всё же назойливо и противно свербела неприятная мысль: докатилась, зазывает любовника, точно престарелая матрона, покупающая жиголо. Боялась, что без этого «смогу помочь» он больше не прельстится? Нет, так думать о себе было невыносимо.
Оксана строго сказала себе: «Я просто хочу ему помочь, действительно помочь, без всяких там… Не чужой же».